В часть прибыл 28 октября 1979 года. Доверили мне командовать отделением. В конце декабря 79 года началась отправка советских войск в Афганистан. Можно сказать, я оказался среди первых.

Хорошо помню, как узнал о том, что меня направят в Афганистан. Это было в январе 1980. Сижу в столовой, обедаю, вдруг замкомандира полка ко мне подходит и прямо в лоб спрашивает: «Сержант, в Афганистан служить поедешь?». Я сразу согласился, потому что это была не служба, а тоска голимая. Уставал больше морально, чем физически. Куда ни взгляни кругом – бескрайние степи казахские, со всех четырёх сторон света, постоянно ветер холодный, дом далеко. Там даже в самоволку никто не ходил, просто некуда.

В день отъезда всех, кто согласился – двоих сержантов и семнадцать рядовых – посадили в тентованный ЗИЛ-157 и отправили в Целиноград, ныне Астана. Всю дорогу холод был страшный, пока до аэропорта доехали, чуть не замёрз насмерть, несмотря на то, что я коренной сибиряк. С Целинограда до Усть-Каменогорска уже самолётом летели. Потом в составе воинского эшелона в узбекский город Термез, приграничный с Афганистаном. Запомнились одноколейная железная дорога, полустанки с полуразрушенными хибарами, как в фильмах про басмачей.

В Термезе была организована временная база, туда свозили солдат со всего Союза, на смену «партизанам» или «запасникам», которых вызвали для переподготовки. Они первыми вошли в Афганистан и уже возвращались. Срочников скопилось очень много. Периодически приезжали «покупатели» – офицеры боевых частей, они отбирали солдат. Особым спросом пользовались танкисты, водители, десантники, а вот химиков никто брать не хотел. Так продолжалось очень долго, уже и в караул начал ходить по местному гарнизону. Неопределённость и ожидание хуже всего. И вот в один из дней всех построили на огромном плацу, и очередной покупатель спросил, есть ли среди нас добровольцы. Все химики, как один, вышли из строя. А дальше ИЛ-76 и Кандагар. Никаких сомнений в правильности решения не было. Да и могли ли быть сомнения у девятнадцатилетнего, молодого парня.

О том, что было дальше, я не люблю рассказывать. Скажу одно: никаких подвигов не совершал, обычная служба старшим сержантом. Служил я в 70 отдельной гвардейской дважды Краснознамённой орденов Богдана Хмельницкого и Михаила Кутузова второй степени мотострелковой бригаде – с февраля 1980 по май 1981 года. Закончилась срочная служба, остаться мне не предложили. Помню, как домой летел на самолёте. Погрузили в самолёт 150 человек, и когда шасси оторвались от земли, все громко, облегчённо выдохнули, причём одновременно, не сговариваясь – «УХ!».

В 1980 году меня вызвали в Читу в отдел кадров и сказали: «Товарищ старший лейтенант, есть предложение направить вас в Москву на учёбу в высшую школу КГБ СССР с изучением персидского языка – фарси, с последующей командировкой в Афганистан». Я согласился, потому что люблю всё новое: новые впечатления, знания. Хотя у меня на тот момент уже была семья, двое детей – сын и дочка. Два года они со мной в Москве жили. Потом они в Читу вернулись, а я в Афганистан. Улетал с тяжёлым сердцем, хорошо помню, как плакала дочка. Когда прилетели в Афган, первое, что я увидел – наши десантники идут по взлётной полосе к самолёту. Мы прилетели им на смену. Самый счастливый, запоминающийся день, связанный с этими событиями, был в 1984 году, когда я вернулся домой.

После курсов меня направили в провинцию Фарах на должность заместителя командира опергруппы. Там была более сложная обстановка, и там была моя первая боевая операция. Оставшиеся полтора года работал в провинции Нимроз, это граница с Ираном. Я был старшим офицером связи, руководителем опергруппы. Там, к счастью, обошлось без жертв даже со стороны афганцев – ни один сотрудник ХАДа не погиб. ХАД – это служба безопасности демократической республики Афганистан, они с нами активно сотрудничали. Раненые были, одному афганскому солдату даже ногу оторвало взрывом мины. В тех местах советских войск не было, только ограниченный контингент – аппарат советников да афганские пограничники и милиционеры. Основная задача была: общими усилиями с правительством провинции и губернатором возвращать людей из Ирана. Когда начался ввод советских войск в Афганистан, поработала пропаганда: дескать, русские идут убивать всех мусульман. И многие бежали целыми кишлаками в Иран. Наша цель была их вернуть. И люди возвращались, задача была выполнена.

Старались поддерживать мирную обстановку, без общевойсковых операций, организовывали переговоры с вооружёнными бандами, убеждали перейти на сторону правительства. Сначала собирали информацию: кто командир, откуда приходили люди, кто финансирует, есть ли родственники, через которых можно наладить контакт. Потом решали вопросы на личной встрече. Переговорный процесс сложный. В соседней провинции Гильменде делегация переговорщиков была убита. Нужно было очень хорошо оценивать обстановку. В работе мне очень помогло знание языка. С переводчиком – это не беседа. А когда разговариваешь по душам, это другое дело. Тех, кто не соглашался, мы нейтрализовывали или вытесняли за пределы провинции.

Опыт, полученный в Афгане, мне очень пригодился в мирной жизни. Быстро оценивать ситуацию, принимать решения, видеть людей, интуитивно чувствовать, что они из себя представляют.

После возвращения ещё десять лет проработал в КГБ, потом в ФСБ – до 1994 года. В моей судьбе было два Афганистана – один настоящий, второй – Петровск-Забайкальск в 90-е годы. Если бы я не справился со своей задачей, жители не избрали бы меня на следующий срок. В обоих случаях обстановка была боевая, на мне лежала большая ответственность перед людьми, а рядом была хорошая команда. Мы справились с задачей все вместе.