С детства ненавижу злопыхателей, радующихся чужому несчастью. «Злорадство» – какое ёмкое слово!

Ещё в школьные времена, когда кто-то, споткнувшись, падал во весь мах на дорогу, в кровь обдирая локти и коленки, с трудом поднимался на ноги, еле сдерживая слёзы, и находился кто-то, злорадно улыбающийся: «Во-от, так тебе и надо!», у меня сжималось сердце. Я просто физически ощущала боль от содранных коленок… К чему вдруг припомнилось мне далёкое детство? Вчера во дворе на пронизывающем ветру сидел старик. На ногах у него были совсем не зимние ботинки, рваная куртка, оборванные брюки мотались на нём, как на огородном пугале. И сам он, съёжившийся, посиневший, сидел с таким безнадёжным видом, как будто решил встретить свой последний час. Проходившие мимо две бабульки с магазинными пакетами оглянулись.

– Хо! – сказала одна из них. – Никак, Семёныч сидит? Ну, в своё-то время погулял, погулял, ничего не скажешь! Пацан да девка у него. А жена-то, Нинка, уж помучилась с ним в своё время! А потом, когда приватизация-то началась, они, жена да дети, под пьяную руку подсунули ему документы, он подписал… В общем, семья квартиру-то приватизировала, а он-то так вот и остался… Ну, так ему и надо! Нечего пить было!

И пошли бабушки-старушки себе дальше, посмеиваясь и зябко кутаясь в шубейки… Я подошла к Семёнычу.

– Замёрз?
– Д-д-а-а! – простучал он зубами.
– Ну, пошли. – Взяла я его за рукав. – Пошли, хоть погреешься…

Привела домой. Накормила. Горячего чаю напился старик: «Да уж и забыл, когда чай-то нормальный пил!». Нашла тёплые штаны внука, куртку сына, тёплую рубаху. «Иди, – говорю, – в ванную, переоденься!». – «Это, што ли, мне?!» – изумился он. – «Иди, иди!» – подтолкнула я его…

О своей жизни он рассказал предельно лаконично. Да, пил когда-то, было дело. Да ведь и работал всю жизнь. На самой тяжёлой работе – и кочегаром трудился, и дворником, и грузчиком. Ни на чьей шее не сидел. А вот детки-то и жена оставили без квартиры, да. Живёт в подвале, с несколькими такими же убогими. Сегодня пошёл, думал, хоть на хлеб насобираю. А такой холод, что и ноги не идут. Вот решил терпенья набраться и… замёрзнуть.

Он долго собирался, топтался в прихожей, благодарил. Я собрала ему съестного, поделилась уж, чем могла. И он пошёл…

Сижу вот и думаю: с коих пор мы вдруг в судьи-то записываться стали? Жизнь старик не так прожил, не к тому жизненному итогу пришёл? Так поздно сейчас об этом рассуждать, братцы-товарищи. Ничего не изменишь, ничего не исправишь. Этот Семёныч сам всё лучше нас знает и понимает. Да ничего не вернёшь, не исправишь. Поэтому глупо злорадствовать, глядя на чужую беду. Тем более, кто знает, как мы сами-то свой жизненный путь закончим. А вот поделиться куском хлеба с голодным – святое дело.

Все материалы рубрики "Разговор по душам"

Елена Стефанович
«Читинское обозрение»
№48 (1532) // 28.11.2018 г.

Вернуться на главную страницу