В 1950 году мы с Генкой Вырупаевым пошли в пятый класс. Генка Вырупаев был не только моим одноклассником и соседом по парте, но и просто соседом. Наши дома стояли рядом. А поэтому мы с Генкой не разлучались ни в школе, ни дома.

К встрече Нового, 1951, года мы решили готовиться тоже вместе. Решили в октябре, больше чем за два месяца до праздника.

Почему? Да потому, что жизнь в то время была совсем не такой, как сейчас. Лишь пять лет отделяли нас – меня, Генку, всю страну, от большой, хотя и победной, но кровавой, жестокой, прожорливой, ненасытной войны. Мы победили. Но война съела миллионы наших людей – самых сильных, самых умелых, самых опытных – пахарей, скотоводов, рабочих… Война съела все запасы хлеба, овощей, мяса… Война истрепала нашу одежду, износила нашу обувь…

И через пять лет после неё мы были ещё бедны и голодны. Новогодняя ёлка, с которой мы встречали тот самый 1950-й год, тоже была бедной. Маленькая, худенькая, можно сказать, костлявая, она вызывала жалость. Её привез с ближайшей просеки наш школьный завхоз, он же конюх Лев Андреевич Перфильев, пожилой, много раз раненный фронтовик на пожилой, с шишковатыми худыми ногами и огромным животом школьной лошади Нюське. Далеко ехать ни Льву Андреевичу, ни Нюське было не под силу и привезти большую пушистую, а, значит, тяжёлую ёлку им тоже было не под силу.

Ёлочных игрушек в школе не было. Не было их ни у кого из нас и дома. В войну и первые послевоенные – очень голодные и очень холодные годы было не до новогодних ёлок и новогодних игрушек.

На ёлку, привезённую нам Львом Андреевичем и Нюськой, – первую новогоднюю послевоенную ёлку в нашей школе игрушки мы делали сами. Каждый класс готовил игрушки под руководством своего классного руководителя. Наша классная руководительница Людмила Ивановна Кузнецова – ни на какого руководителя нисколько не походила. Она походила на Снегурочку. Невысокая, с пушистыми волосами, ясными, звёздными, всегда смеющимися, улыбающимися, добрыми глазами она, вполне возможно, и была настоящей Снегурочкой, которой в будние, непраздничные дни приходилось ходить в поношенной куцавейке, старых валенках, подшитых войлоком, вырезанным из другого, более старого валенка. Валенки учителям и тем же ребятам, у кого они были, подшивал тот же Лев Андреевич.

Под руководством Людмилы Ивановны мы клеили из бумажных ленточек, нарезанных из старых, найденных на чердаке школы тетрадей, цепочки. Цепочки раскрашивали красными чернилами. Чернил было мало. Людмила Ивановна развела их водой и цепочки у нас получились не красными – розовыми, но всё равно красивыми.

Из той же бумаги мы намяли шарики. Бумажные шарики обернули серебринками, выпрошенными нами у мам и бабушек. Серебринки – серебряные листочки – обёртки из чайных коробочек и пачек – мамы и бабушки, особенно бабушки, бережно хранили ещё с довоенных лет. Бабушки, наверное, надеялись, что когда-нибудь в нашем магазине снова появится чай, и они смогут насыпать его в свои коробочки и пакетики. Шарики получились красивыми. При свете двух керосиновых ламп они сверкали, переливались, походили на ночные лучистые звёзды, которые щедро развешало над школой новогоднее небо.
Короче говоря, ёлка у нас получилась, что надо.

А вот подарки, по нашему с Генкой мнению, – нет.
В маленьких бумажных пакетиках, свёрнутых из тех же тетрадных, пожелтевших от времени, листочков, мы получили от Деда Мороза, того же Льва Андреевича, по морковному и свекольному пирожку и по кусочку сваренного на молоке сахара. Мы ждали большего и обиделись и на Деда Мороза, и на Снегурочку, точь-в-точь похожую на нашу Людмилу Ивановну, и на нашу бедную даже в Новый год жизнь, и на самих себя. Да, да – на самих себя.

– Эх, – сказал на другой день Генка, – дураки мы, дураки. Надо было самим себе сделать подарки. Накопить заранее всякой вкуснятины –конфет, пряников, орехов… Спрятать всё где-нибудь в надёжном месте, а в Новый год достать и – ешь от пуза… Дураки…

– Ты прав, – ответил я. – К будущему Новому году мы не будем дураками. К этому мы были ещё маленькими. Теперь выросли…

Об этом разговоре-уговоре мы вспомнили в сентябре. Летом никто из нас не хотел вспоминать о Деде Морозе, Снегурочке, новогоднем празднике, подарках…
Мы купались, ловили пескарей, играли в лапту и чижа, объедались недозревшей черёмухой и мангиром…
…Вспомнили и единогласно решили:
— Пора!

Теперь я уже не помню, кто из нас выпросил у матери большой чёрный холщёвый мешок. Мешок мы повесили на чердаке нашего дома за трубой, почти вплотную к ней. Сделано это было не случайно. Положи мы мешок на пол чердака – подарки наши достанутся не нам – мышам. Повесь мы мешок на виду, не за трубой – его увидит всякий, кто поднимется на чердак. Увидит – заглянет…

…Уже к концу сентября в нашем мешке-тайнике хранилось десятка два конфет. Не сделанных из сахара – настоящих, конфет-подушечек, купленных в магазине, – с розовыми полосками; две горсти кедровых орешек; половина плитки фруктового чая.

О фруктовом плиточном чае хочется рассказать особо. Фруктовый чай был одним из главных наших лакомств.

В отличие от других продуктов, его в магазине было много. Плиточки фруктового чая, обёрнутые, как нам тогда казалось, красивыми облатками-упаковками, в любое время года лежали на полупустых магазинных полках. Взрослые его не покупали. Фруктовый чай не походил на настоящий, без которого многие люди не мыслили своей жизни и из-за отсутствия которого страдали, пожалуй, сильнее, чем из-за отсутствия хлеба.

– Чай не пила, заварка кончилась, – голова болит, ноги совсем ослабли, ходить не могу, – не раз слышал я жалобу какой-нибудь бабки, с которой она обращалась к маме. – Выручи щепоточкой, Андреевна. Разживусь – отдам…

Фруктовый чай по цвету походил на каменный уголь. Каменный уголь изредка провозили мимо нашего села в горняцкий посёлок, отдалённый от нас высоченным горным хребтом. Машины-полуторки с трудом вскарабкивались на хребет по размытой и разбитой дороге. Из перегруженных кузовов часто падали большие куски каменного угля. Они становились нашей добычей. Каменный уголь давал много тепла. Одно ведро его заменяло три-четыре беремя сосновых дров.

Кадр из кинофильма «Деловые люди», 1962 г.

Часто после уроков пацаны с мешками и вёдрами бегали к дороге, которую почему-то, в отличие от всех других таких же дорог в селе, называли трассой, приносили уголь и не только получали похвалу от родителей, но и продавали его всем желающим. Заработанные деньги шли на кино и на тот же фруктовый чай.

На обёртках, облатках чая были нарисованы грозди каких-то незнакомых нам фруктов и ягод. Они были очень красивые – синие, красные, жёлтые – круглые и продолговатые. Они будили наши фантазии, заставляли глотать слюнки. Казалось, стоит взять в руки чайный брусок, разорвать облатку, и из неё тут же высыплются диковинные, сладкие-пресладкие ягоды и фрукты.

Но фруктовый чай, как уже сказано, был чёрным, липким и нисколько не походил ни на одну из нарисованных ягод. Вкус же его напоминал вкус черёмухи, смородины, голубицы и всех прочих знакомых нам ягод, перемешанных и перетолчённых в одной ступке.

Нам, мальчишкам и девчонкам, этот вкус нравился. Мы откусывали от чёрных плиток чая маленькие кусочки, с наслаждением сосали их и мечтали о странах и землях, где растут такие красивые и такие сладко-горько-кисло-терпкие ягоды и фрукты.

Единственное, что мешало нам наслаждаться фруктово-ягодным чаем, были обломки перетолчённых косточек.

Песок, камешки, или осколочки ягодных и фруктовых косточек скрипели на зубах, застревали в горле. Язык, губы, зубы становились абсолютно чёрными. Но всё это нравилось нам. Чёрные губы, зубы, язык показывали – их владелец ел фруктово-ягодный чай, – все завидовали.

…К концу уходящего года в нашем заветном мешочке лежало уже три-четыре брикета чая. Вместе с чаем в мешке лежали с килограмм кедровых орехов, десятка два леденцовых конфет, весомый кусок горького «лётчиского» шоколада. Шоколад привёз в подарок Генке его дядя – настоящий лётчик в настоящей «лётчиской» форме, приезжавший в гости к Вырупаевым откуда-то из далёкого «секретного» военного города. Генка не жадина – откусил от комка шоколада кусочек, а весь остальной подарок дяди отдал в общий котёл – в наш мешок.

Мы увлеклись «накопительством», и чем меньше оставалось времени до Нового года, тем больше старались наполнить-набить наш мешок. Дело дошло до того, что я сунул туда три вяленых копчёных чебака. Ими угостил папу его друг – паромщик Ося Кирпичников.

– Зачем чебаков-то? – спросил меня Генка.
– Посолимся.

Это слово я услышал от дяди Оси, когда от отдавал рыбу папе: «Посолитесь».

Надо сказать, что всё, что мы сначала клали, а потом заталкивали в мешок, мы зарабатывали сами или было получено нами в качестве подарков и угощений. Мы сумели собрать и продать несколько вёдер угля. За несколько рублей сложили дрова в поленницу у продавца сельповского магазина Яши Михайлова. Почти три месяца не ходили в кино, расходуя копейки, выпрошенные у родителей на кино, на покупку леденцов, кедровых орешек, того же фруктово-ягодного чая.

Копить, собирать свои новогодние подарки мы закончили дней за десять до Нового года. Добывая свою праздничную вкуснятину, мы с Генкой изрядно подзапустили учёбу. И чтобы не встречать Новый год с двойками, с опущенными от стыда головами и красными ушами, не убегать на праздничном утреннике от Деда Мороза, почему-то знающего всех двоечников и сочиняющего вместе со Снегурочкой о них обидные частушки, мы засучили рукава и взялись зубрить правила и параграфы, искать на карте Америку, Англию, Байкал и Сахалин…

Как и в прошлом году, все мальчишки и девчонки нашего класса мастерили игрушки для ёлки, учили стихи, клеили и разрисовывали маски.

…На праздничный утренник мы с Генкой пришли с высоко поднятыми головами. Во-первых, мы успели исправить двойки и стали успевающими. Во-вторых, мы заранее решили свои школьные дед-морозовские подарки целиком и полностью отдать в общешкольный подарок детдомовцам. Тут опять придётся сделать отступление.

На дальнем краю нашего села в двух бывших казармах авиационного полка, после войны перебазировшегося куда-то к западным границам, разместился детский дом. Его заселили ребятами, у которых война и голодные, холодные послевоенные годы отняли родителей.

Все жители села сочувствовали им. И мужчины, и женщины, и даже пацаны и девчонки всячески старались помочь детдомовцам. Взрослые делились с сиротами продуктами питания, одеждой. Школьники делали для них игрушки – деревянные машины, кукол, рисовали рисунки. В праздничные дни мы делали бумажные пакетики. В пакетики клали сухари, кусочки сахара, куриные яйца. Наши школьные артисты – декламаторы, танцоры готовили концерты. Они уносили в детский дом подарки и показывали там концерты.

Пятнадцать-двадцать детдомовцев школьного возраста учились в нашей школе. И никто из сельских, даже самых задиристых пацанов, не обижал их.

Вот и на этот раз пионерские и комсомольские активисты решили во время праздничного утренника собрать и отправить в детдом посылку с подарками. Мы поддержали предложение. Посылку – большую картонную коробку поставили на стол посреди коридора. Ребята, получившие подарки от Деда Мороза, должны были поделиться ими с детдомовцами – положить в коробку кто сколько может и кто сколько хочет кусочков сахара, постряпушек. Постряпушки – калачики, шанюжки пекли нам бабушки и мамы. Шанюжки, как правило, начинялись молотой черёмухой и были очень ароматны и вкусны.

Подходя к коробке, почти все пацаны и девчонки начинали долго копаться в своих пакетиках. Лица их при этом становились сосредоточенными и почему-то печальными. Конечно же, ребятам приходилось преодолевать самих себя. Долгожданные подарки были слишком соблазнительными, чтобы можно было хотя бы с частью их расставаться с радостным лицом и улыбкой. И было тоже грустно и смешно смотреть на них.

Мы с Генкой решили блеснуть своей щедростью, своим мужеством.
Получив от Деда Мороза пакетики с подарками, мы ни разу не заглянули в них. А заглянуть очень и очень хотелось. Кто знает, что могло оказаться там…

Выйдя в коридор, мы немножко помедлили, поджидая, когда у коробки с подарками для детдомовцев соберётся побольше ребят и подойдёт самая красивая девочка нашего класса Нюрочка Передреева, и с гордо поднятыми головами, не глядя на свои бумажные пакетики, опустили их в коробку.

Ребята ахнули, увидев, как мы важно и чуточку небрежно опустили свои пакетики в коробку. Чтобы не портить эффекта, мы с Генкой подошли к парте, увенчанной стежонками и пальтишками мальчишек и девчонок нашего класса, взяли свои стежонки, вытащили из их рукавов шапки и, не оглядываясь, вышли из школы.

– Пошли, – в один голос выкрикнули мы и не пошли – побежали к нашему дому.

Родителей, можно сказать, как обычно, дома не было. Мама и папа работали в колхозе. Мама на ферме. Папа в ремонтных мастерских. Дома их можно было увидеть только по вечерам и в редкие дни отдыха. Как правило, они даже обедали на своих рабочих местах. Уходя на работу, мама и папа брали с собой сумки с едой.

– Ну, сейчас устроим пир на весь мир.

Мы буквально взлетели на чердак, ринулись к мешку.
Я обхватил мешок:
– Отвязывай!

Генка быстро развязал узел верёвки, на которой висел мешок, и наш совместный с Генкой накопленный подарок увесисто осел мне на ладони. Осел и …прилип.
– Ген, да из него что-то течёт… Липкое… и…пахнет…

Генка ткнулся носом в мешок:
– Точно. И липкий. И пахнет… Рыбой, кажись, пахнет…

Мы поставили мешок на какой-то ящик, растянули горловину и увидели какую-то серо-бурую, явно грязную массу с торчащими из неё облезлыми рыбьими хвостами.

– Труба… печка… мешок рядом… тепло… Всё расплавилось, перемешалось… – в один голос завопили мы.

Мы потыкали пальцами в серо-бурый комок, попробовали на вкус – сплюнули.

Взяв мешок, слезли с чердака, открыли дверь свинарника, в котором зимовал подсвинок Хрюшка – папин приз за высокие показатели в уборке колхозного урожая, и, легко разорвав начинающий расползаться по швам мешок, вытряхнули в хрюшкино корыто наш новогодний подарок.
Хрюшка аппетитно зачавкал.

Смотреть, как он ест нашу вкуснятину, мы не стали. Аккуратно закрыли дверь свинарника и пошли к Генкиной бабушке Елене Петровне. Она ещё несколько дней назад пригласила нас на праздничный обед:

– Приходите. Я таких картофельных оладий нажарю – пальчики оближете.

Елена Петровна была очень доброй, и её картофельные оладьи были очень вкусными…

Все материалы рубрики "Читаем"
 

Борис Макаров
«Читинское обозрение»
№4 (1540) // 23.01.2019 г.

Вернуться на главную страницу