На их долю выпала война со всеми лишениями и ужасами. Она отобрала у них детство, она продолжала терзать их после своего окончания и, пожалуй, делает это до сих пор. Накануне Дня памяти и скорби 22 июня мы собрали в редакции тех, кому есть, что рассказать о Великой Отечественной войне. Это участники клуба друзей «ЧО» во главе с Натальей Тыкшеевой.

– Родился в ста километрах от брестской границы с Польшей. Когда началась война, мне шёл четвёртый год. Хорошо помню, что мужчины и подростки, не будучи мобилизованы, ушли в лес. Мой отец тоже ушёл, оставил четверых детей с матерью. Мы с братом однажды попали под обстрел. Гуляли в лесу, слышим: конный немецкий разъезд. Через дорогу побежали домой, по нам открыли автоматный огонь. Спасла рожь, в которой мы спрятались. Прибежали в дом и – под кровать. Во дворе появились немцы, начали трясти маму. «Партизэн! Партизэн!» – эти слова остались в памяти. Надо сказать, отец приходил ночами нас проведать. Мама сообразила, что ищут нас. Вытащила нас из-под кровати с подзатыльниками. Слава Богу, не расстреляли. Через некоторое время сельчан согнали в школьный двор. Повесили семью (двух пожилых, двух женщин и четверых детей) за связь с партизанами. Они висели несколько дней под охраной, снимать и хоронить их не разрешали.

После этого отец забрал нас в лес. Это был август 41-го года. До 44-го мы жили в семейном партизанском отряде. Спали в землянке, питаться было нечем. Лебеда и крапива, скажу вам, – это суп – во! Кормили сначала мужчин, потом только нас. Часто обстреливали с самолётов. Были немецкие облавы. Тогда уходили в непроходимые болота.

В 44-м мама родила ребёнка, и началась облава. Обессиленная, она не могла подняться, позвала нас к себе, попрощалась с каждым и отправила с остальными на болота. Мы ушли. Когда вернулись, и мать, и малыш были мертвы. Похоронили их в лесу. Нас четверых папа отправил жить к тётке, у неё своих было двое (они позже умерли). Отец вернулся в 46-м году инвалидом.

Сейчас я понимаю, что мы работали с самого детства, его у нас просто не было. Я понятия не имел, что такое слёзы. Никогда потом тяготы и лишения нас не страшили.

Маргарита Михайловна Логвинова, руководитель организации «Память сердца»:

– Наступило лето 41-го, мне исполнилось 7 лет. 22 июня был прекрасный солнечный день, воскресенье. Моя мама организовала выход в лес. Сама она только вернулась из лагеря жён изменников Родины, который назывался «Алжир». Она много лет меня не видела. Жили на первой Чите, Титовская сопка в то время была покрыта лесом. Возвращаемся, а на крыльце стоит бабушка, какая-то поникшая. Говорит, что война началась. Ужас всех объял. Папу в годы репрессий, в 37-м, расстреляли, а у мамы был брат Александр Логвинов, его призвали в армию. Отправили на Восток, в танковую школу. Помню, к осени их подразделение направили на фронт эшелоном. Мы бегали на вокзал его встречать с бабушкой. Какие-то минуты прошли, и он уехал. Писал нам письма, в книге «Запомните нас молодыми» есть фото этих треугольничков, отрывки письма и его фото. Весной 45-го года его подразделение заняло город в Чехословакии. А он был водителем танка, открыл люк и стал подниматься, его убил снайпер.

Я ходила во время войны в школу №24. Учились в две смены, по вечерам свет всегда отключали. Из картошки делали «свечи», на парты их ставили. Мы ездили выступать в госпиталях, писали письма на фронт, шили варежки на уроках труда, вязали носки. Мама работала в мастерской, где чинили, стирали одежду с фронта. Держали огород, продавали овощи на рынке. Тяжёлые были условия. Ни у кого не было ни отпусков, ни выходных. Везде работали женщины, старики и дети.

Елизавета Радионовна Гусева, ребёнок войны:

– Родилась я в селе Джида Читинской области. Во время Гражданской войны отец партизанил, помню книжку партизанскую, а в 30-м году его репрессировали, даже несмотря на этот факт. Оказался врагом советского народа. Мне было всего два года. Всю жизнь хотелось произнести слово «папа». В семье было восемь детей. Мы были сосланы в ссылку под Томск. Голое место, три барака отапливались железными печками. Никаких стен, каждая семья была отгорожена, как на скотном дворе: неотёсанные доски в три ряда и калиточка. К весне мама вывезла нас оттуда в Джиду. В 39-м году меня забрала старшая сестра в Балейский район. Война началась, когда я приехала навестить маму. Весь день я была в поле, чистили хлеб – выдёргивали кислицу. А вечером мама сказала: «Лизунька, началась война, тебе надо ехать в Унду помогать с ребёнком, ведь зятя заберут».

Годы войны были трудными, в 42-м мама приехала к нам в Балей. Вокруг дома мы разработали 26 соток земли, посадили картошку, овощи. Корову держали, в 13 лет я уже косила сено. Его вывозили на тележке. Придёшь из школы, поешь, в руки санки и – за дровами, соломой. На каждого выдавали по 150 граммов хлеба. Маленькие кусочки ели только утром. Потихонечку кусаешь, тянешь удовольствие. Маме и племяннице оставляли хлеба побольше. Я могла ездить на лошади, могла рубить дрова. Одна ездила в лес за дровами. Жутко. Окончила педучилище после войны и стала работать в школе.

Слева направо: в нижнем ряду Елена Васильевна Юркова, Анна Константиновна Фоменко, Елизавета Радионовна Гусева, Маргарита Михайловна Логвинова, в верхнем ряду Татьяна Викторовна Михеева, главный редактор «ЧО», Наталья Михайловна Тыкшеева, председатель клуба друзей «ЧО», Степан Иванович Цвигунов, Елена Владимировна Краузе, член Общественной палаты Забайкальского края

Анна Константиновна Фоменко, участник клуба друзей «ЧО»:

– Мы жили с мамой в Балее, с нами ещё бабушка, тётка. Помню, что очень голодали во время войны. Ели картошку, когда она появлялась. Жили в старой бане, переделанной в избушку. Помню, как из чёрной тарелки лилась песня «Тёмная ночь». Однажды у нас украли карточки… Надеть было нечего. Когда я в 46-м году пошла в школу, мама поставила на моё пальто заплатки. В тапочках в школу пошла, попала в класс, где дети были из семей, что жили получше. Однажды одноклассники говорят учителю, посмотрите, мол, у Ани заплатки. Им дико! А учительница в ответ: ну и хорошо, что заплатки, вот если бы были дырочки, вы бы её осудили, заплатки же – это хорошо. Я счастливая была: меня похвалили!

Мы очень радовались, когда меняли солому в матрасовках. Это блаженство такое!
Жили бедно, плохо, но в моей семье никогда никто ни с кем грубо не обращался, не было даже сурового взгляда.

Хорошо помню, как стирали щёлоком. Однажды мама говорит: «Аня, смотри, что есть!». Я, наверное, ждала конфетку, но это оказался кусок хозяйственного мыла. Радость такая была!

Ещё один случай помню о том страшном времени, который произошёл в 43-м году в Балейском районе. У женщины было несколько детей, она убила младшего, чтобы прокормить старших. Это ужасно.

Елена Васильевна Юркова, ребёнок войны:

– Я родилась в 45-м году. Отец мой воевал с Японией, был награждён Орденом Красной Звезды. Мама рассказывала, как однажды попали под бомбёжку на озере Ханка, половина которого была русской, другая – китайской. Его заняли японцы. Так вот, была бомбёжка, и в соседний дом попал снаряд. Горит, головёшки летят, мама сидит на завалинке со мной на руках, сестрёнка двухгодовалая рядом. Мама отчаянно молилась, и дом наш остался цел. Помню, как пленные японцы строили дорогу. Их ведут строем, а мы, дети, поём: «Япошки-картошки катились по дорожке. Сломали себе ножки». Малявки, одним словом. Отца потом послали учиться в академию в Москву. Позже перевели в Белоруссию. Там и увидела послевоенное детство. Мы не голодали – отец получал паёк, но население голодало. Мама делала мне в школу бутерброды, и меня с ними всегда ждали голодные дети. Раздавала все.

Всё было разрушено в Белоруссии. Женщины пойдут за дровами, а кругом мины неразорванные в деревьях. Сколько раз подрывались. Наш дом стоял как раз на углу у дороги. Страшный случай помню. Девчонки поехали на машине в лес, попросили у нас попить воды. Я вынесла им. А потом, вижу, скорая едет зелёная. Оказалось, что те три девчонки подорвались на мине. Их не довезли. Одноклассник мой также погиб в лесу: нашли мину мальчишки и бросили в костёр. Отражалась война на всех поколениях.

Мой отец был военным разведчиком. Свекровь – партизанкой. Когда образовался отряд, она была в нём связной (в город ездила). Потом её предупредили, чтобы не ходила в посёлок, немцы могут убить. Но её кто-то сдал. Немцы зашли в посёлок, родителей её мужа, сестру старшую с грудным ребёнком – всех расстреляли, дом сожгли.

Свекровь была ранена в ногу, она загнила, а она на тот момент была беременна моим мужем. Привезли её в Москву, а там врач говорит, что ногу надо отнимать. Позвали какого-то старичка, он и говорит: «Я спасу тебе ногу, но если ты выдержишь». «Вынесу, – говорит. – В болотах сидели, прятались от немцев, через трубочку дышали, и тут потерплю». И что вы думаете, достали червей из уличных туалетов, промыли и затолкали в рану. Черви всё выели, всю гниль. Ногу сберегли…

Все материалы рубрики "Великая Победа"
 

Записала Ольга Чеузова
Фото Д. Приходько
«Читинское обозрение»
№26 (1562) // 26.06.2019 г.

Вернуться на главную страницу