Писать очерк о близком человеке – значит, взять на себя большую ответственность. Напишешь плохо – скажут, мол, даже про отца родного (а я хочу рассказать о своём отце) не сумел найти подходящих мыслей и слов. Напишешь хорошо – и тут могут подумать: «Ишь, как порадел за родного человечка». Но даже не это главное. Не противоречивые мнения, которые могут возникнуть у читателей. А ощущение несовершенства собственного умения передать искренне, но не сусально, правдиво, но тактично, подробно, но не навязчиво, с соблюдением баланса объективности и субъективности, личных знаний и чувств, связанных с самым близким человеком, чьим единственным сыном являюсь. Поэтому иногда я буду цитировать книги, написанные людьми, хорошо знавшими отца.

Выбор места действия
Ранней осенью 1956 года из тамбура купейного вагона скорого поезда «Москва – Владивосток» на серый перрон станции Чита-2 уверенно ступил 39-летний мужчина среднего роста и плотного телосложения с небольшим фанерным чемоданчиком, который вмещал всё его движимое имущество.

Мужчина пересёк привокзальную площадь и быстрым шагом направился вверх по улице Бутина. Он заранее узнал, что идти недалеко – до пересечения с улицей Коротковской (сейчас она носит имя Петра Анохина). На перекрёстке высилось старое, дореволюционной постройки, здание Мариинского театра. Позже, в 1972-м, оно сгорело, а в интересующий нас момент служило местным «дворцом Мельпомены» – Читинским областным драматическим театром – и являлось конечным пунктом долгого путешествия мужчины, сошедшего с поезда «Москва — Владивосток».

Прибыл он из столицы, со знаменитой театральной биржи, куда со всего Советского Союза стекались директора театров в поисках режиссёров, режиссёры – в поисках актёров, актёры – в поисках новой работы. Артист – представитель кочевой профессии. Повздорил с режиссёром, разошёлся с женой, не устроила низкая зарплата, не давали хороших ролей – и в надежде на лучшее он готов сняться с насиженного места и отправиться хоть на другой конец страны. Где, впрочем, всё может повториться.

О городе Чите актёр Николай Забелин прежде ничего не знал и даже не слышал. Выбор места будущей работы у него произошёл так. Взял карту Советского Союза. Перегнул её по Уральскому хребту. Европейскую часть нашей огромной Родины оторвал и отбросил в сторону. Он уже исколесил её вдоль и поперёк, от заснеженного Северо-Запада до Карпатских гор, от причерноморского Измаила до древнего Смоленска. Закрыл глаза, ткнул пальцем наобум куда-то в Восточную Сибирь. Попал в Читу. Как оказалось, навсегда.

Весь мир – театр

Весь мир – театр.
В нём женщины,
мужчины – все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль…

Слова из комедии Вильяма Шекспира «Как вам это понравится» очень подходят для описания жизни Николая Николаевича Забелина. В моём архиве хранится перечень его ролей, составленный Артуром Пеговым, автором книги «100 лет Читинским театральным сезонам»: Телегин («Дядя Ваня» Антона Чехова), Жиронто («Единственный наследник» Жан-Франсуа Реньяра), врач Харитонов («Русские люди» Константина Симонова), Чугунов («Волки и овцы» Александра Островского), Родригес («День рождения Терезы» Георгия Мдивани), Добчинский («Ревизор» Николая Гоголя), Кимбл («Трёхгрошовая опера» Бертольда Брехта), Альфредо Аморозо («Филумена Мортурано» Эдуардо де Филиппо), Ткач («Дракон» Евгения Шварца), генерал Иволгин («Идиот» по Фёдору Достоевскому), Старый Заяц («Зайка-зазнайка» Сергея Михалкова), генерал Лепарский («Записки княгини Волконской» Марка Сергеева), Курносый («Энергичные люди» Василия Шукшина), Могильщик («Гамлет» Вильяма Шекспира), даже Мать Менахема («Поминальная молитва» Григория Горина)…

Всего не перечислишь. Только на читинской сцене, по подсчётам Артура Пегова, отец сыграл 114 ролей. В последний раз он вышел на сцену в мае 2002 года. Тогда ему исполнилось 85 лет. А до Читы он поработал в Смоленске, Рязани, Фергане, Ташкенте, Львове, Ужгороде, Измаиле, Гомеле, Борисоглебске.

Директор театра Юрий Пояркин посвятил моему отцу главу своей книги «Портрет по памяти»: «В Читинский театр Забелин пришёл в 1956 году. В то время театр переживал далеко не лучшие времена. В середине сезона он остался без режиссёра, ведущие актёры сидели на чемоданах. Приглашённая на разовую постановку режиссёр А.Н. Левина поставила комедию Габриели Запольской «Мораль пани Дульской», где роль пана Дульского была предложена Николаю Забелину. Роль почти бессловесная, всего одна фраза в конце спектакля, но по действию пьесы он проводит очень много времени на сцене. Актёр сумел создать образ забитого, униженного человека. Это один из первых спектаклей актёра на сцене театра, где его увидели, и о нём заговорила театральная Чита… Николая Николаевича можно назвать участником театральной летописи забайкальской драматургии. Он был занят в спектаклях по произведениям Георгия Граубина, Виля Липатова, Василия Балябина, Константина Седых, Николая Ященко, Николая Кузакова, Григория Кобякова, Ростислава Филиппова».

Со всеми забайкальскими писателями отца связывали дружеские отношения. «Милейшему Николаю Николаевичу – душевному человеку в жизни и на сцене», – так летом 1999-го подписал свою книгу «Читинцы. Рассказы известных людей» Василий Никонов. Именно из этой книги я узнал, как зародилась отцовская тяга к театральному искусству.

«Оба моих родителя были сельскими учителями, страстными любителями театра. Профессиональных актёров они не видели, и всё же отважились организовать драматический кружок из молодых способных ребят. Ставили пьесы Островского. Успех был необыкновенным. Помню, как сейчас, идёт спектакль «Бедность не порок». Выходит отец, он же режиссёр, он же исполнитель главной роли, возвещает своим могучим басом: «Шире дорогу, Любим Торцов идёт!». А у меня, торчащего за кулисами, – сердце мрёт, мурашки по спине бегают… Тогда уже начал заряжаться ядом, который называю «театролином». Этот яд – и горький, и сладкий, со слезами радости и горести – я не могу вытравить из себя. И, честно сказать, не особенно стараюсь. Тяжёлая ноша, но она своя, привычная, больше того – радостная».

В голодном 1932 году Коля Забелин окончил семилетку в городе Дятьково на Брянщине и поступил в ФЗУ (школу фабрично-заводского ученичества) при Дятьковском хрустальном заводе, чтобы не только освоить специальность слесаря, но и ежедневно получать семьсот граммов хлеба по рабочей карточке. Родителям-учителям было положено по четыреста граммов.

Начало 1920-х. Город Дятьково. Семья Забелиных. Первый справа — Коля. Рядом — мама Пелагея Никитична.
Возле неё — отец Николай Фёдорович.

Мечта о театре крепла на занятиях в городском драмкружке, где юный фэзэушник играл главные роли, учил стихи, басни, прозу – упорно готовился к экзаменам в Смоленское театральное училище. Родители, несмотря на любовь к театру, смотрели на жизнь с практической точки зрения и были против. Однако Николай исполнил свою мечту.

Демянский котёл
В начале 1960-х многие советские граждане ещё не имели случая воспользоваться услугами гражданской авиации. Поэтому уместен был вопрос моей мамы, обращённый к отцу, когда они впервые летели в отпуск в Москву:

– Коля, ты когда-нибудь летал на самолёте?

Отец помолчал и нехотя ответил:
– Не только летал, но даже прыгал с парашютом.

– С парашютом… Когда? – удивилась мама. И ещё больше удивилась, узнав, что отец служил в воздушно-десантном полку, участвовал в боях, был ранен. Даже после нескольких лет совместной жизни мама не знала, что её муж воевал.

Как большинство фронтовиков, отец не любил вспоминать о войне. Конечно, порой он упоминал какие-то эпизоды в семейных разговорах, особенно за праздничным столом в честь Дня Победы. Из всех праздников он больше всего любил именно этот. Часто повторял, что родился 9 мая – подгадал как раз в День Победы. Но однажды, классе в пятом, я заглянул в отцовский паспорт и был обескуражен, обнаружив подлинную дату его рождения – 8 мая.
Лишь в старости отец стал более обстоятельно возвращаться к военной теме.

В Красную Армию Николай Забелин был призван в 1938-м. Отслужив три года в Средней Азии, поступил на работу в драматический театр в Рязани, где и застал начало войны. Его тяготило пребывание в тылу, хотя, подобно сталеварам и железнодорожникам, артисты имели законное освобождение от призыва. Руководство страны понимало, что артисты принесут гораздо больше пользы на культурном фронте, чем в окопах.

Почта в первые военные месяцы работала неустойчиво. Связь между близкими, разбросанными войной, была нарушена. Известия о родных шли долго, с оказией. В 1942-м до него дошли скорбные вести. Под Брянском немцы замучили оставшегося в оккупации больного отца, инвалида ещё первой германской войны. Под Севастополем погиб старший брат Володя, морской офицер.

Эти чёрные вести переполнили чашу терпения. Отец пошёл в военкомат и сдал «бронь». Вместе с ним добровольцами ушли три его товарища. Двое попали в артиллерию и погибли в первый год своей войны. Друг Валентин Головачёв, десантник, как и отец, пролежав несколько часов в ледяном болоте под артобстрелом, умер от скоротечного туберкулёза. Из четверых друзей уцелел лишь один. А сколько боевых товарищей ещё полегло! Да и сам был дважды ранен, чуть не умер от сыпного тифа, полученная контузия долго давала о себе знать. Не раз только чудом смог избежать смерти. После этого и поверил в Бога. «Да и не только я, – делился отец сокровенным, – многие тогда крестились и молили о спасении. Не скажу, что атеистов погибало больше, но вот тех, кто считал себя обречёнными и паниковал, пули доставали чаще».

…3-я гвардейская воздушно-десантная дивизия была сформирована в Подмосковье в декабре 1942-го. Помимо других подразделений в её состав вошли три гвардейских воздушно-десантных полка. В их числе и 10-й, в который попал отец. Почти полтора месяца проходили боевую, тактическую и огневую подготовку в полевых условиях. Днём и ночью совершали длительные марш-броски, в том числе на лыжах. Немало времени отводилось обучению прыжкам с парашютом, хотя большинству десантников это умение впоследствии не пригодилось.

Дивизия была направлена на Северо-Западный фронт под город Демянск. Там группе немецких войск удалось вырваться из окружения, так называемого Демянского котла. К этому «котлу» продвигались маршем, под постоянным вражеским артобстрелом и бомбёжкой. Сначала ехали на машинах, а последние 150 километров – пешком. Солдатам было обидно и досадно, что их не десантируют, чего каждый с нетерпением ждал. Шагают, как обычная пехота. Ещё в походе с чьей-то лёгкой руки выбросили противогазы. Сумки из-под них использовали для хранения патронов, гранат и сухого пайка. А заняв огневой рубеж в валдайских лесах, решили, что и каски не нужны. Они тяжёлые и мешают. Выбросили их, о чём потом очень жалели. Многие горячие головы от такого глупого легкомыслия получили свинцовую начинку.

Желание спать мучило отца сильнее, чем страшная физическая усталость. Он был крепкий выносливый мужик. Обретённые за три довоенных армейских года навыки и закалка, как он не раз говорил, помогли выжить в боевых условиях. Сказались и постоянные занятия различными видами спорта, и спартанское воспитание, полученное в детстве. Его отец, мой дед, Николай Фёдорович Забелин, был директором детского дома на Брянщине. Он не делал различия между недавними беспризорниками и своими пятью детьми – двумя сыновьями и тремя дочерями, которые учились и воспитывались вместе с ними.

Боевое крещение красноармеец Забелин и его однополчане получили 26 февраля 1943 года у деревни Ляхново южнее Старой Руссы в составе 1-й Ударной армии. Произошло это на Северо-Западном фронте в ходе наступательной операции по ликвидации Демянского плацдарма немецких войск.

Артподготовка длилась три часа, но снарядов не хватало, и, когда полки пошли на прорыв, система обороны противника практически не была разрушена. Советские танки вязли в глубоком снегу и испытывали недостаток горючего. Эвакуация раненых была затруднена. Слабый огонь артиллерии не смог подавить основные огневые точки врага. После двухнедельных дневных и ночных боёв 10-й воздушно-десантный полк, как и вся дивизия, понёс тяжёлые потери. По словам отца, от полка вообще мало что осталось. 12 марта обескровленная дивизия была сменена свежими частями и выведена во второй эшелон. 20 апреля её сняли с фронта в районе Старой Руссы. Дивизия произвела доукомплектование. Летом и осенью 1943-го в составе сначала 13-й, потом 60-й армий она участвовала в Курской битве и Черниговско-Припятской наступательной операции.

– Летом наш батальон получил задание прорвать крепкую оборону противника, – рассказывал отец. – Атака следовала за атакой. От пыли и порохового дыма было плохо видно. Справа и слева солдаты непрерывно палили из ППШ, и я – тоже. Вдруг почувствовал, будто меня больно ударили в левое бедро, словно палкой. В первый момент даже не понял, что это не палка, а небольшой, как огрызок карандаша, осколок впился мне в бедро. Видимо, он был на излёте и не смог пробить кость, наполовину торчал наружу. Несколько метров ещё бежал я вперед, продолжая стрелять и орать. Потом удалось на бегу вырвать осколок. Хлынула кровь, и я упал, но не потерял сознание. Товарищи помогли выбраться с поля боя.

В госпитале Николай познакомился с раненым политработником, который считал, что место профессионального артиста не в окопах, а на сцене (пусть даже фронтовой), чтобы своим искусством поднимать боевой дух солдат. Офицер доложил свои соображения начальству, и после выхода из госпиталя красноармеец Забелин был направлен в ансамбль пограничных войск Северо-Западного фронта. Потом его перевели в ансамбль 8-го корпуса ПВО (противовоздушной обороны).

День Победы отец встретил во взятом после почти трёхмесячной осады немецком городе-крепости Бреслау (ныне Вроцлав, Польша). А завершил свою затянувшуюся военную службу во Львове старшиной Ансамбля песни и пляски Прикарпатского военного округа.

«Василий Тёркин»
Отец был единственным профессиональным артистом в части и в редкие часы затишья любил читать однополчанам стихи, особенно поэму Твардовского «Василий Тёркин». Правдивую «книгу про бойца без начала и конца», написанную колоритным народным языком и популярную среди солдат, отец знал наизусть. Правда, был для этого и личный повод. Расскажу о нём словами из книги «Жить надо талантливо», которую написала моя мама, журналист Читинского радио Ада Леонидовна Забелина.

«Когда Забелину было двадцать лет, он заканчивал в Смоленске театральное училище. На одном литературном вечере Николай познакомился с Александром Твардовским, который тогда учился в Московском институте философии, литературы и искусства. В то время Твардовский делал первые шаги к своей будущей славе. Только что большим тиражом вышла его первая поэма «Страна Муравия», принёсшая признание талантливому поэту. Забелин и Твардовский быстро сошлись, почувствовав взаимную симпатию. Они частенько встречались, и эти встречи были интересны, содержательны и обогащали обоих духовно.

Александр Трифонович Твардовский был на семь лет старше Николая, но, видимо, с ним ему было не скучно. Забелину очень нравились стихи и поэмы поэта… Однажды подполковник попросил его выступить перед высоким гостем. Какова же была радость Забелина, когда он увидел этого гостя. На глазах у изумлённых однополчан они обнялись и расцеловались, как старые друзья. После войны они встречались ещё раз, когда Александр Трифонович был редактором журнала «Новый мир».

В самом конце декабря 1963-го, в канун Нового года, мы переехали из общежития по улице Калинина (ныне Амурской), которое неофициально именовалось Домом актёра, из девятиметровой комнатёнки с видом на заболоченное Банное озеро, в шикарные, как мне тогда казалось, 40-метровые двухкомнатные апартаменты на четвёртом этаже нового дома типовой «хрущёвской» застройки по улице Чайковского, 37.

Наша нехитрая мебель и прочие вещи, которые в Доме актёра заполняли всё пространство единственной комнаты, служившей и спальней, и залом, и кухней, в новой квартире сиротливо притулились в дальнем углу. Моё детское воображение поразил собственный балкон, выходивший во двор, собственная ванна в санузле, совмещённая с собственным унитазом, который отменял необходимость несколько раз в день бежать в конец длинного коридора в общежитский туалет.

В правом углу кухни стоял цилиндрический титан – металлическая печь для подогрева воды, чтобы помыться в ванне или принять душ. Титан надо было топить дровами, как и кирпичную печь для приготовления пищи, расположенную в кухне, где и так было очень тесно. Пережитки неблагоустроенности демонтировали и убрали позднее, с годами, когда провели централизованное горячее водоснабжение и установили газовую печь.

С дровами проблем не было. По всей округе сносили старые деревянные дома, освобождая центр города для новостроек. Можно было натаскать досок от ставших ненужными заборов, половой рейки и прочих древесных остатков.

Дрова хранились в кладовке в подвале. Именно там, в подвале, освещённом тусклой лампочкой, где отец учил меня, как правильно точить ножовку, я впервые услышал главу «Два солдата» из поэмы Твардовского «Василий Тёркин». Процесс обучения отец сопровождал соответствующими случаю стихами:

«…Посмотреть – и то отрадно:
Завалящая пила
Так-то ладно, так-то складно
У него в руках прошла.

И хозяин виновато
У бойца берёт пилу.
– Вот что значит мы, солдаты, –
Ставит бережно в углу».

«Василий Тёркин» был в отцовском репертуаре в течение шести десятков лет, и в его исполнении пользовался неизменным успехом. Когда я сегодня читаю: «Переправа, переправа… Берег левый, берег правый…», то слышу голос отца.

Дедушка Загадкин
«Здравствуйте, ребята-октябрята! Это я, дедушка Загадкин», – так начиналась популярная детская передача, которая два десятка лет звучала в эфире Читинского радио. Её постоянный ведущий Захар Загадкин задавал школьникам разнообразные загадки. Сценарии обычно писал журналист Владимир Торба. Например, про сельское хозяйство. «По горам, по долам ходит шуба да кафтан». «Не прядёт, не ткёт, а людей одевает». «Шубу два раза в год снимает. Кто под шубою гуляет?» (все три загадки – про овцу). Далее следовал познавательный рассказ о том, что шерсть – это марочная продукция Забайкалья. А в конце передачи дедушка Загадкин предлагал детям присылать в редакцию ответы. Письма шли мешками изо всех уголков области.

Давно повзрослели бывшие ребята-октябрята, обзавелись не только своими детьми, но и внуками. Однако многие из них до сих пор помнят обаятельный баритон Николая Николаевича Забелина, бессменного «дедушки Загадкина». Его называли «загадочным дедушкой». А читинский поэт Георгий Граубин на форзаце своей книги «Незнакомые друзья», подаренной отцу, написал:

«Дедушка Загадкин,
Милый человек!
Пусть скорей приходит
Двадцать первый век.
Всем теперь несладко,
Мается народ:
Жизнь одни загадки
Людям задаёт.
Как прожить до завтра?
Где купить конфет?
В жизни беспросветной
Будет ли рассвет?
В двадцать первом веке,
Точно, расцветёт,
Пусть же он скорее
В город наш придёт.
Пусть и там Забелин
Нас в театре ждёт,
Но загадок больше
Нам не задаёт».

Давно наступил 21-й век. Но загадок и проблем – не меньше, чем в двадцатом.
При жизни Николай Николаевич трижды стал дедушкой, уже не «загадочным», а настоящим, когда у него появилось два внука – Саша и Серёжа – и внучка Настя. Четвёртая внучка – Ева – родилась, когда дедушки уже не стало. Сейчас ей восемь лет.

Встречи с «Чапаевым» и «Бесприданницей»
Имя советского драматурга Виктора Михайловича Гусева мало что говорит нынешнему читателю, хотя многие наверняка видели популярные в своё время кинофильмы «Свинарка и пастух» и «В шесть часов вечера после войны». Пьеса Гусева «Сын Рыбакова» под названием «Иван Рыбаков» в 1955 году шла на сцене Гомельского областного русского драматического театра, где тогда служил мой отец.

В декабре 1955-го для исполнения роли генерала Рыбакова в нескольких спектаклях (сегодня это назвали бы мастер-классом) в Гомель пригласили артиста Малого ордена Ленина академического театра Союза ССР Бориса Бабочкина. Тогда он ещё не был народным артистом СССР и Героем соцтруда, но уже являлся лауреатом двух Сталинских премий, а самое главное – был давно и всенародно любим за роль Чапаева, сыгранную в 1934 году в одноимённом кинофильме.

Бабочкин с уважением относился к коллегам из провинциальных театров. Одним из его партнёров по гомельской сцене стал мой отец. После спектакля Борис Андреевич подарил ему программку с автографом: «Николаю Николаевичу Забелину с благодарностью, как хорошему партнёру. На память об этом спектакле. Б. Бабочкин. 24 декабря 1955 г.».

На гомельской сцене состоялась ещё одна памятная встреча – с заслуженной артисткой РСФСР Ниной Ульяновной Алисовой. 18-летней студенткой ВГИКа она блестяще исполнила роль главной героини Ларисы Огудаловой в художественном фильме «Бесприданница», снятом в 1936 году режиссёром Яковом Протазановым по пьесе русского классика Александра Николаевича Островского. В 37-летнем возрасте Алисову пригласили на ту же роль в Гомель.

Психологически сложная роль её жениха, чиновника Карандышева, который в финале убивает изменившую ему невесту, досталась Николаю Забелину. Именитая актриса осталась довольна своим сценическим партнёром. Довольны были и рецензенты местной газеты: «Игра заслуженной артистки РСФСР Нины Алисовой и Николая Забелина – большая творческая удача».

Ни народный, ни заслуженный…
Николай Николаевич Забелин не имел официального звания ни «народного», ни «заслуженного» артиста. Зато в 2001 году был удостоен звания «Почётный гражданин Читинской области». А ещё раньше, в 1997-м, награждён читинской медалью «За заслуги перед городом».

В работе на читинской сцене, которой актёр Забелин отдал без малого четыре десятилетия, имелся семилетний перерыв. Случилось так, что Николай Николаевич пришёлся не ко двору тогдашнего главного режиссёра. «Яркий характерный актёр широкого диапазона, отбирающий в каждой роли точные детали, мастерски разрабатывающий жест, интонации, с прекрасной русской речью оказался не у дел», – с горечью писал о том не самом лучшем периоде в жизни артиста директор театра Юрий Пояркин.

Отец не стал терпеть придирок и, высказав режиссёру всё, что о нём думает, подал заявление об уходе. Несмотря на свой достаточно покладистый характер, он не избегал резких жизненных решений. К примеру, разошёлся с одной из своих жён, когда она стала настаивать, чтобы он ушёл из театра в сферу торговли. А в данном случае и пенсионный возраст подоспел, хотя актёры обычно не покидают сцену, пока здоровье позволяет.

Отец с радостью вернулся в театр, когда туда пришёл новый главный режиссёр Ефим Юрьевич Золотарёв и вновь пригласил пожилого, уже 70-летнего артиста. В его творчестве словно открылось второе дыхание. Были сыграны интересные роли в спектаклях «Госпожа министерша» сербского драматурга Бронислава Нушича, «Любовные приключения в Риме» итальянца Эдуардо де Филиппо.

К сожалению, Золотарёв трагически погиб. Осенью 1990-го театр принял Николай Алексеевич Березин, с которым у отца тоже сложились прекрасные творческие и личные отношения. А для молодых коллег Николай Николаевич, на мой взгляд, служил своего рода символом традиций старого доброго театра. В последний раз он доказал своё мастерство, когда коллектив театра устроил бенефис «Виват, артист!» в честь его 85-летия.

Мой отец и моя мать никогда не были членами партии, не занимали никаких руководящих должностей. Тот авторитет, которым они до сих пор обладают в творческих кругах Забайкалья и отголоски которого я невольно ощущаю на себе, основан исключительно на их высоких профессиональных качествах и безупречной нравственной позиции.

Статья о Н.Н. Забелине есть во втором томе «Энциклопедии Забайкалья». В ней только дата рождения – 8 мая 1917 года. Второй – окончательной – даты нет. Книга была подписана в печать в июне 2004-го. За два месяца до того, как его не стало.

Все материалы рубрики "Золтой фонд" Земли Даурской"
 

Сергей Забелин,
заслуженный работник
культуры Читинской области
Фото из архива автора
«Читинское обозрение»
№8 (1450) // 03.05.2017 г.

Вернуться на главную страницу