Зелёные робы как под копирку, неброские косынки, чёрные туфли на плоской подошве – в нерчинской колонии их 151 пара. Женщины разных возрастов и судеб – одна горше другой. Говорили с нами открыто, лишь имён просили не называть. Или закрывали лица руками, как только замечали внимание со стороны журналистов. Одна сорвалась: «Уберите камеры!». А в души мимоходом не заглянешь. Но – как уж получилось.
Тоска зелёная
Психологически даже гостям здесь находиться легче, чем, например, в СИЗО или мужской колонии: всё-таки общий режим. Строгий по российским законам женщинам не положен, какое бы преступление ни было у них на счету (в Нерчинске находятся за тяжкие и особо тяжкие). Но работать, признаются, сотрудники ИК, с женщинами проще.
– Они более исполнительные, менее агрессивные, – объясняет и.о. начальника колонии Виктор Хулугуров.
До 2010 года тут располагалась колония для несовершеннолетних, и после малолеток, с которыми сам чёрт не сладит, женщины кажутся меньшим из зол. Но специфика контингента всё же усложняет дело: женские слёзы – испытание для психики, и не только для мужской: 80% сотрудников, как положено, – женщины. Выслушать по-человечески могут. Но по долгу службы держат дистанцию. Всё же не детский лагерь – тюрьма.
А тем как не плакать? Все в тюрьме по первому разу. Почти у каждой по ту сторону колючей проволоки дети. Нередко – малые. Хотя есть и такие, что отняли жизнь у собственных ребятишек, новорождённых и старше.
Но очень многих закинула за высокие стены «русская долюшка женская», «бытовуха». Один из сценариев: муж пил, бил, нервы сдали, и… вот он уже никого не обидит, а она в тюрьме. Немолодая, опускает грустные глаза: «Жалею, что столько терпела. И детей жалко». У другой их пятеро. Беременная была. Резала лук к обеду. Заругалась на пьяного мужа. Наскочил с угрозой – замахнулась…
«От сумы и от тюрьмы не зарекайся», – уверены те, кто охраняет, кормит, перевоспитывает осуждённых: сотни историй проходят перед глазами чёрно-белым кино.
А во дворе, выскобленном, «расчёсанном» граблями, как может быть только в режимном учреждении, сохнут на ветру зелёные блузки, пиджаки, косынки.
«Полосатая роба на снимках смотрелась колоритней», – сожалеет чародей объектива Евгений Епанчинцев. Ветру же всё равно, какого цвета тоску полоскать.
Споём, бабоньки?
Не петь, наверное, нельзя. Этим спасаются, ворошат тлеющие угли. В длинной череде одинаковых дней должна быть разбивка. Ею служат мероприятия – спортивные, художественной самодеятельности. В колонии развивается собственное кабельное телевидение: девчонки учатся снимать сюжеты, записывать стендапы, монтировать, выходить в эфир…
– Таланты раскрываем, – улыбается Ирина Сергеевна Патронова, начальник центра исправления заключённых (между прочим, единственного в крае – пока это пилотный проект). – Участвуют охотно. Репетируют, шьют костюмы. Да сами поглядите – фотографии есть.
Кроме фотосвидетельств актёрских, певческих и других талантов, в холле общежития есть даже стенгазета, в которой приезд журналистов обставлен с юмором: «К нам на неделе едут журналисты. Вот это новость – папарацци к нам! Девчонки, будьте бдительны на деле, но и не прячьтесь по углам!». Множество поделок из подручного материала, вышитые иконы, тряпичные куклы, макет дацана из брусков… хозяйственного мыла. И – рисунки. Очень сильные, чистые, цветные. Их автор Оксана Бамбуева (единственная, чью фамилию можно в этом тексте назвать) раскрылась как художник только здесь. Понятно, что никому таких «институтов» не пожелаешь, но Оксанин дар помогает не только ей – стены общежития снаружи и внутри расписаны её почти профессиональной рукой. Детей у художницы нет. А мордашки на рисунках – детей «сокамерниц»: «Просят…».
Камер, кстати, в том виде, в каком их показывают в кино, нет. Спальные комнаты. Стерильно белые. Строгие. Но присутствие женщин не спрячешь: цветы, кашпо, яркая салфетка цветными лоскутами прежней жизни.
Три девицы под окном
Лоскуты, пряжа, ткани в этих стенах в ходу: на широкую ногу поставлено швейное производство. Обшивают себя, сотрудников, окрестное население (на продажу и на заказ). Стали работать с трикотажем. Много и с выдумкой вяжут.
– Когда в 2011 году перепрофилированную колонию открыли, осуждённые просили спицы, чтобы вязать, да мы не знали: можно ли, острые же предметы, – вспоминает Ирина Патронова. – Так они вязали на стержнях от шариковых ручек.
Становление швейного цеха, который сейчас даёт 70% годового дохода (всего 8,5 млн рублей), тоже шло мелкими стежками. Две машинки купили, четыре…
– Всё сами, на самоокупаемости, – с гордостью рассказывает начальник центра трудовой адаптации Владимир Паршиков. – Кроме швейного производства, растениеводства, оказываем услуги по приготовлению питания для изолятора временного содержания, фотоуслуги…
Нерчинску можно считать размещение колоний в городе чуть ли не удачей. А то! В этом году, например, ИК-11 впервые выступила в роли озеленителя. Кинули клич среди женщин на лучший проект клумб. Рассаду вырастили в теплицах колонии и высадили в центре города с прикидкой, чтобы соцветия образовали российский триколор, солнце, флаг края. Рассада обошлась городу дешевле, чем обычно. ИК-1 (мужская) занимается разметкой дорог, устанавливает дорожные знаки, обустраивает набережную.
В день нашего приезда в профучилище был выпускной экзамен. Корочки швеи-закройщицы, растениевода, пекаря, штукатура – верный кусок хлеба.
Тем более, что далеко не все успели получить на воле образование.
«Мне было 19»
В колонию Ира попала четыре года назад. За что – не рассказывает: «Это страшно». Дочка на воле растёт. Через полгода увидятся. А бабушка и не знает, что внучка здесь: родители её берегут, говорят, что далеко уехала…
Ира окончила только школу. В колонии научилась шить, штукатурить… Освободится – пойдёт поступать в институт. «Сейчас куда без высшего? Шансов немного (оцениваю свои знания адекватно), но, по крайней мере, попробую».
Красивая. Глаза – огонь. В тюрьме открылся талант – запела. Репертуар – от «Любэ» до Зары. Пусть и с волей выйдет у неё ладный дуэт.
«А мне за 50»
Женщина, что возилась на огороде (ИК полностью обеспечивает себя овощами и овощными консервами, продаёт рассаду капусты, цветов), о себе скупо обронила, что дали ей больше десяти лет, а сколько отсидела – точно не знает, потому что «смирилась». А земля, должно быть, лечит, отвлекает от тяжких дум.
Участок образцово-показательный: ни одного сорняка. Тепличные огурцы, на завидки читинцам, уже просятся в салаты. Недавно тут вёдрами снимали хрусткий редис. Помидоры (даром, что растут в открытом грунте) – крепыши: растениеводы всё делают по науке.
В вольере под присмотром красавцев-петухов кудахчут курицы. «Продукция сертифицирована», – говорят «гиды».
«Вам бы ещё коров развести», – кощунственно киваю в сторону пустующего здания. Выясняется, что была корова! Но тогда, когда здесь сидели ещё малолетние преступники и когда в колониях было право бесконвойного передвижения. Бурёнку выводили гулять за территорию колонии каждое утро и вечер по чётко выверенному маршруту. Очень дисциплинированная корова!
И гуси были (и в планах гусятник есть). Гогочущую братию пасли на лужке. На закате мелкий пёс «строил» стаю и вёл домой. «Как мы их пересчитывали!..» – смеются сотрудники, заставшие те времена.
Смеются тут часто. Особенно забывшись в труде, в подготовке к мероприятиям. Потом «найдёт», «нахлынет», но всё время помнить о том, что ты за колючей проволокой, – как?
У дверей пекарни стоим. Глаза пекарей светлеют, когда речь заходит о работе. Пекут хлеб, рогалики, кондитеры – торты на заказ (дни рождения, кто может себе позволить, ведь тоже справляют). «А долго вам ещё хлеб печь?» – спрашиваю неосторожно женщину, которая увлеклась рассказом о хлебе. И – потухают глаза, будто плотную штору задёрнули: «Пять лет».
Здравствуй, мама…
День открытых дверей в колонии приурочили ко Дню матери, что в ноябре. Тогда женщин, которые мамы и даже бабушки, могут навестить родственники. «Наряжаются, причёски делают, туфли на каблучках надевают – разрешаем», – признаются сотрудники колонии. Но приезжают на свидание – к десяти из полутора сотен, хотя почти все тут с забайкальской пропиской… И это тоже кара за нарушение заповедей и законов.
Перед тем, как двери колонии распахнутся, чтобы с лязгом захлопнуться уже за спиной, сотрудники ИК связываются с родственниками осуждённой: если ли кому ждать её там, у ворот, найдутся ли те, кто помогут?
Дождаться заветного часа помогает помощь психологов, да и всех других сотрудников колонии. Мелочь, а бросилось в глаза: у входа в учебные и жилые помещения мужчины в форме вытирают ноги.
Ещё помогает вера. Цветочными рядами окружена деревянная часовенка. Здесь принимают Крещение. Иногда – сразу по несколько человек.
Выходя, стараюсь ничего не забыть. Чтобы, не дай Бог, не возвратиться.
Елена Сластина
Фото Евгения Епанчинцева
«Читинское обозрение»
№27 (1407) // 06.07.2016 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Может быть, это такая усмешка судьбы, но на адресном указателе женской колонии значится улица Декабристов. Однако узнать в здешних обитательницах марий волконских и екатерин трубецких не удаётся. Широкоскулые забайкальские лица. Выцветшие глаза. Взгляды исподлобья. Механически отточенные, совсем не женские, развороты при прогулке парами из одного угла двора в другой. Но главное – не подвиг у этих «декабристок» за плечами, а проступок – страшный, сломивший судьбу, сославший в казённый дом.Почти все осуждённые отбывают наказание в Нерчинской колонии за тяжкие и особо тяжкие преступления. Вглядываюсь в лица, пытаясь разглядеть в них черты уголовниц, изощрённых детоубийц, но женщины опускают головы, смущаются, ловчатся отвернуться, а сами успевают украдкой разглядеть нас… Сейчас друг для друга мы всё равно что экспонаты, только из разных музейных фондов: вот вам – зал вольной жизни, а вот – обитания за колючкой.
Удалось ли нам – словами и фотографиями – передать, как живётся там, где все 24 часа – по распорядку, под надзором? Конечно, нет. Правдиво это поведать может только тот, кто сам отбыл срок. Но нужна ли нам здесь, на воле, эта правда? Признаюсь: женская колония показалась даже чуть похожей на уютный детский лагерь с вожатыми-конвоирами, походами строем в столовую, кружками по интересам и свободным временем, в которое можно читать или рисовать стенгазету. И жизнь у многих здесь наверняка даже насыщеннее – выступлениями, соревнованиями, творческими достижениями – ярче, чем «в миру», из которого они совершили свой роковой побег.
Но пусть они всё равно поскорее вернутся домой, эти женщины. Вернутся другими – любящими жизнь, заботящимися о тех, кто рядом, уж теперь точно познавшими цену свободы и человеческой жизни. И ещё – прочитавшими какую-то особенную, важную для себя книгу, которая, надеемся, перевернёт их мир, заставит поверить в себя, в людей, в жизнь. Мы привезли в колонию три пакета разномастной литературы: часть книг отдали вы, читатели, часть мы собрали из домашних библиотек. Верим, что не напрасно.
…Ещё несколько минут, и череда решётчатых дверей разрежет пространство между двумя мирами. «Вы приезжайте, когда у нас цветы зацветут! Вот тогда красота будет», – останавливает меня у входа группка женщин, до сих пор стыдливо прятавших от фотоаппаратов, избегавших журналистских расспросов. Улыбаюсь: «Нет, уж лучше вы к нам». И уже без улыбки: «Поскорее вам освободиться, если заслужили». Глаза будто просветлели в ответ, и в них ни зла, ни дерзости, ни отчаяния – только терпение, которое надо скорбно хранить.
Все материалы рубрики "Темы"
0 комментариев