Память
Перед отъездом в город жена по обыкновению помыла полы в избе. Выстиранный половик сох на заборе. Жена возьми да и постели у порога первое, что попало под руку – мой старый, уже негодный, светло-коричневый свитер с длинным горлом. От времени и частых стирок свитер порядком сел, но сел как-то странно – вытянулся в длину и сузился в ширину. Когда жена постелила его у порога, я даже внутренне ахнул: c раскинутыми в стороны рукавами он походил на христианский крест. Светлый крест на тёмном полу. Всякий входящий должен был, переступив порог, наступить ногами на крест. Появилась какая-то душевная неуютность. Я ещё толком не успел в себе разобраться, как дверь распахнулась, и в проёме возник Александр Долбиев – друг, с которым знаком много лет.
Надо сказать, что Александр Васильевич половину своей жизни провёл в небе. Штурман. Убеждённый атеист и реалист. Не видел не только Бога, ангелов, но даже НЛО ни разу не встретил. Верит лишь в двигатель внутреннего сгорания.
Мне из комнаты хорошо видно его замешательство. Он занёс ногу через порог и словно упёрся в невидимую преграду. Потом быстро и неловко перекрестился и опустил сапог рядом с крестом.
И ведь перекрестился правильно!
Сработала генетическая память.
Вера предков, которая тысячу лет служила народу путеводной нитью, на генетическом уровне, не позволила ему совершить святотатство.
Какой внешний толчок нужен, чтобы эта память проснулась у целого народа?
Об отражении
1980 год. Москва. Тверской бульвар, 25. Главный (административный) корпус Литературного института им. Горького. Абитуриенты стоят кучками перед крыльцом с низкими широкими ступенями. Сходятся. Разбредаются. Всё на нервах. Ждут листков с итогами приёмных экзаменов.
Ночью прошёл дождь. На асфальтовых дорожках во дворе литинститута широкие мелкие лужи. Тихо. Ветви лип, клёнов склонились над дорожками и образовали арку. Большие зелёные резные листья отражаются в неподвижных лужах. Склоняюсь, а потом и присаживаюсь на корточки, рассматриваю их. Листья отражены до малейшей прожилки, до каждого зубчика, отражены так чётко, как не бывает. Поднимаю голову, всматриваюсь в оригинал – ничего подобного, обычные листья, неотличимые друг от друга, никакой резкости, чёткости. Опускаю взгляд – картина меняется волшебным образом.
Отражение оказалось чётче самого предмета.
Озеро, отражающее голубое небо, насыщеннее и ярче самого неба.
Искусство, особенно литература и особенно поэзия, глубже и правдивее самой жизни.
Всю жизнь пытаюсь разгадать эту тайну. Иногда почти удаётся, ещё вот-вот, и она мне откроется. Но в последний миг она ускользает. Однако остаётся ощущение от её прикосновения. И разгадать её можно. Может быть, у меня получится.
А иначе не стоит ночи напролёт марать бумагу.
Таймень
Один читинский поэт, а затем и прозаик, с женой поехали отдохнуть на берег реки. Он захватил спиннинг с набором блёсен, она – раскладное алюминиевое кресло.
Июль. Жаркий день. Он безуспешно кидает блесну. Она в купальнике загорает в кресле. Вдруг – рывок! Подсечка. Через несколько минут азартной борьбы он выволакивает на галечный берег большого тайменя. Оттаскивает его подальше от воды и отходит в сторону. Любуется редким красавцем. Сильная и красивая рыбина выгибается и мокрит гальку.
Вдруг жена, его милая жена, его хрупкая красавица вскакивает с кресла, поднимает большой каменный окатыш, бросается к рыбине, садится на неё верхом и начинает этим камнем бить по голове рыбине. Бьёт азартно, некрасиво, неумело, бьёт до тех пор, пока рыба с размозжённой головой не затихает.
Вскоре он развёлся с женой. Не мог к ней прикоснуться. Сразу перед глазами вставала картина на берегу.
Убивать обязан мужчина. Это его работа.
У женщины другое предназначение.
Часть IV
Часть V
Все материалы рубрики "Год литературы"
Вячеслав Вьюнов
«Читинское обозрение»
№44 (1372) // 4.11.2015 г.
0 комментариев