Жив ещё!
Расскажу историю одного стихотворения моего товарища, поэта Виктора Коврижника.
У первой смены заготовителей лекарственного сырья закончился отпуск, они вернулись в город – кто в редакцию газеты, кто к своим литературным делам. Я поехал за очередной партией отпускников, кажется, это были Николай Ярославцев, Николай Додон, Виктор Ланцов, Владимир Сиротенко, Сергей Леонов, кто-то ещё, уже не помню. Да ещё места наших будущих работ надо было согласовать с пограничниками – на юго-востоке области районы сплошь пограничные, въезд только по пропускам. Поехал и задержался. В пустом палаточном лагере без продуктов и сигарет, проклиная судьбу и меня, остались Виктор Коврижник и телевизионщик Владимир Попов. Вот тут-то и прищучила их небывалая гроза.
ГРОЗА
В.Г. Попову
И всё же гроза. И даурскою ночью
Наотмашь хлестала деревья вода.
За молнией молния. Дико. Наощупь.
Палаточку нашу искала беда.
Казалось: сейчас, не успеем и ахнуть,
И лба окрестить, и вздохнуть напослед,
Как огненным росчерком молния махом
Нам выпишет срочный билет на тот свет.
Всю ночь напролёт мы не знали затишья,
Но в тысячный раз о пощаде скуля,
Сквозь всю эту жуть я вдруг чётко услышал,
Как плачут деревья и стонет земля.
Коль стонет земля, то мужчина обязан
Навстречу удару вставать во весь рост:
Мы как-то с тобой это поняли разом
И выбрали самый отчаянный пост.
Потом было солнце и утро, и небо,
В котором парили, качаясь, поля.
И пахла тугим поспевающим хлебом
Родимая горькая наша земля.
А мы с тобой спали, как в дальнем походе,
Земля продолжала вращенье своё.
Земля никогда не предаст нас, Володя,
Лишь только бы мы не предали её.
Честное отличное стихотворение о мужском достоинстве. Хотя никакого практического, да и любого смысла не было в том, чтобы торчать посреди прошиваемой молниями степи. В стихах вообще нет практического смысла, практический смысл бывает в действиях, а стихи – это поступок. После прочитанного хорошего стихотворения целую минуту ты уверен, что теперь твоя жизнь изменится, всё будет иначе, потому что как раньше жил, жить нельзя – ничего решительнее этого решения ты ещё не совершал в жизни. И совсем не важно, что уже через две минуты ты в шлёпанцах прошаркаешь на кухню поставить чайник, а потом плюхнешься в продавленное кресло, и твоя единственная, неудачная и никому не нужная жизнь похлыняет дальше в беспросветное будущее, но – спасибо стихотворению за это шевеление в душе, за эту минуту, которая напомнила тебе: ещё жив! Жив ещё!
Закон языка
Сидим в вагончике Александра Долбиева. Лётчики, геологи, путешественники. Разговор идёт о Монголии. Каждый из нас хотя бы однажды там бывал, ещё в советское время. Каждому есть что вспомнить.
Запомнился короткий рассказ штурмана малой авиации Анатолия Баньковского. Читинский авиаотряд проводит в Монголии аэрофотосъёмку. Лётчики в свободное время в Улан-Баторе заходят в магазин промышленных товаров. На прилавке огромный чан, под ним ценник с надписью по-русски: «Каструл». Рядом чан поменьше и надпись: «Каструлка». Дальше стоит маленький горшочек и табличка: «Каструлчик».
В советское время почти все монголы говорили по-русски или понимали русский язык. И дело не в этих смешных «каструлках», а в том, как правильно монголы понимали законы чужого им языка и использовали суффиксы. Пусть таких слов нет в нашем языке, но ведь суффиксы применены верно!
Язык правит сам собой. Он живёт по своим внутренним законам. Иногда новые слова создают писатели. Но чаще – дети, которые не знают правил, но чувствуют законы языка.
Все материалы рубрики "Год литературы"
Вячеслав Вьюнов
«Читинское обозрение»
№9 (1389) // 2.03.2016 г.
0 комментариев