Скукота
Конец девяностых годов. В стране безработица. А кто и работает, то зарплату всё равно не получает. Мы с женой устроились сторожами на Арахлейскую базу отдыха «Аргунь», которая принадлежит Краснокаменску. Урановое богатое предприятие. Нам платят копейки, но хотя бы вовремя.
Середина июля.
На базу приехали отдохнуть новые русские. С ними молодые спутницы.
Сами хозяева новой жизни занимаются шашлыком. Возле мангала пьют коньяк. Почему-то из гранёных стаканов. Спутницы стайкой стоят в сторонке, о чём-то щебечут. Их пальцы, запястья блестят золотом. Золото в таком количестве, что, кажется, им с трудом удаётся поднимать руки с тонкими сигаретами.
Прохожу мимо. Слышу разговор.
– А я вот в июне была…
Но её перебивает другая, на которой золота больше всех. Похоже, она здесь самая главная – всё же спутница самого большого начальника.
– Ой, девчонки, да я где только ни была, везде была. В Афинах была, в Париже была, в Риме была, в Берлине была, в Лондоне была, в Нью-Йорке была – везде была! Все магазины обошла, везде одно и то же. Скукота! Как и в Москве. Можно было никуда не ездить. Одним словом, скукота, девчонки! Ску-ко-та…
Кастрюля бабы Ани Колотушкиной
Одно время мы с родителями и бабушкой Аграфеной Васильевной жили в деревянном двухэтажном барачном общежитии по улице Нечаева, бывшей 1-й Загородной, между улицами Бутина и Ленинградской.
Широкое крыльцо, всегда заплёванное семечками, выводило в полутёмное пространство, которое язык не поворачивается назвать фойе. С этого пространства налево и направо и уходили такие же полутёмные коридоры – свет едва пробивался через закопчённые торцевые окна, возле которых стояли хозяйские керосинки. Рядом была печь с огромной плитой, рассчитанной на двенадцать семей. В основном все готовили на печи, потому что дрова привозило производство, а керосин надо было покупать самим.
С раннего утра начинала гудеть печь. Вскоре на плите не было свободного места от кастрюль, чайников, сковородок. Последней со своей вечно закопчённой кастрюлькой приходила баба Аня Колотушкина, мать Ивана Колотушкина, штукатура строительного участка. Иван, как и всё население этого барака, как и мой отец, приехал в город из деревни пополнять рабочий класс – Чита строилась, а рабочих рук не хватало. Потом он перевёз мать.
Баба Аня какое-то время стояла у плиты, потом робко притыкала свою кастрюльку где-нибудь с краю. С минуту думала. Потом начиналось волшебство. Это было похоже на фокус с напёрстками: человеческий глаз не может уследить, под каким напёрстком находится шарик – всё дело в скорости. Здесь тоже дело было в скорости, но со знаком минус. Кастрюлька бабы Ани со скоростью солнца начинала двигаться к центру плиты. Вокруг плиты толпились другие хозяйки, однако заметить продвижение волшебной кастрюльки было невозможно. Баба Аня то поправляла крышку, то помешивала, то пробовала варево, то добавляла соль, то лавровый лист, и всякий раз её кастрюля по миллиметру продвигалась к центру. Минут через десять она уже стояла на середине плиты рядом с какой-нибудь главной кастрюлей. А иногда и главная кастрюля оттиралась в сторону. При этом баба Аня невинно болтала с женщинами, обсуждая последние сплетни.
Я знаю много людей, похожих на кастрюльку бабы Ани Колотушкиной. Обычно эти люди приезжают из провинции, из какого-нибудь Усть-Мурова. У них нет образования. У них нет никаких талантов, кроме одного – любой ценой пробиться к центру, быть ближе к самой главной кастрюле. У них первобытная сила жизни сорняка. У них нежные объятия лианы. У них цепкость вьюнка. Они впиваются в любой выступ, любую щербинку, чтобы подняться вверх. Однако, как правило, дерево, которое даёт им дорогу наверх, они щадят – тогда им не за что будет держаться. Но они всегда рядом.
Я знаю таких людей. И по разным причинам мне приходится с ними общаться.
Но стараюсь держаться от них подальше.
Все материалы рубрики "Год литературы"
Вячеслав Вьюнов
«Читинское обозрение»
№21 (1401) // 25.05.2016 г.
0 комментариев