Старейшая журналистка Ада Леонидовна Забелина, отметившая 14 мая, своё 90-летие, всю жизнь прожила в Забайкалье и не сменяла бы свою родину ни на какие столичные блага. «Исторически сложилось так, что кто попало сюда не поедет. Нелегко здесь с давних пор. И люди сплочённее, дружнее. Дружелюбие – наша региональная отличительная черта». Публикуем отрывки из книги Ады Забелиной «Жить надо талантливо» — о людях, с которыми встречалась, работала и дружила на забайкальской земле.

Подруга верная моя
Судьба щедро одарила меня дружбой со многими замечательными людьми. Так уж получилось, что главным образом это были журналисты, актёры и врачи. И одной из ярких фигур среди них была Сарра Абрамовна Немировская, участница Великой Отечественной войны, кандидат медицинских наук, доцент, Отличник здравоохранения. Я всегда гордилась нашими почти родственными отношениями с этой прекрасной женщиной – мужественной, умной, образованной, красивой и элегантной.

Сарра Абрамовна была человеком деликатным, а я любила поспорить, покричать, не выбирая выражений. Сарра Абрамовна любила модные туалеты. Я же вовсе не обращала внимания на внешний вид. Сарра Абрамовна придерживалась режима питания. Я любила поесть часто и много. Она мне не раз говорила: «Ада, вы умрёте не от болезни, а от обжорства». Сослуживцы Немировской удивлялись: такая противоположность характеров – и такая крепкая дружба. И действительно, более чем за 50 лет между нами не было ни единой размолвки, не было сказано ни одного обидного слова. Нам было так скучно друг без друга, что мы по нескольку раз в день разговаривали по телефону.

В 1941 году Немировская окончила Киевский медицинский институт. Вчерашняя студентка была направлена врачом в 16-ю Воздушную армию, в рядах которой прошла трудными дорогами Сталинградского, Донского, Центрального, Первого Белорусского фронтов. Войну капитан Немировская закончила в Берлине.

В наших разговорах Сарра Абрамовна никогда не касалась военной темы. И только раз или два за все годы нашего общения она удивила меня фронтовыми воспоминаниями.

Первой боевой наградой молодого врача была медаль «За оборону Сталинграда». И тот эпизод, о котором она рассказала, произошёл как раз на Сталинградском фронте.

На одном из участков был сбит наш самолёт. По сведениям, на его бору находился генерал-лейтенант авиации Руденко. Старший врач полка хирург Немировская отлично ориентировалась на местности. Она и получила приказ: во что бы то ни стало найти самолёт и на месте оказать медицинскую помощь. Задание было не из лёгких, но Сарра Абрамовна выполнила его успешно. Пилот был мёртв, а генерал-лейтенант находился в тяжёлом состоянии. Шофёр и врач перенесли его в машину. Тронулись в путь. Жизнь Руденко была в опасности, требовалась сложная операция, которую в полевых условиях сделать не представлялось возможным. И вот новый приказ: доставить больного в Москву. На пути в столицу самолёт, в котором Сарра Абрамовна сопровождала Руденко, несколько раз обстреливали фашисты. К счастью, всё обошлось благополучно. Немировская оставила генерал-лейтенанта в госпитале и возвратилась на фронт.

Давно закончилась война, Сарра Абрамовна приехала в Москву в отпуск. В один из вечеров она отправилась в Большой театр и в антракте в фойе увидела мужчину, лицо которого ей показалось очень знакомым. От волнения она чуть не потеряла дар речи. И сразу вспомнились Сталинградский фронт и поиски сбитого самолёта. По радостной улыбке мужчины было ясно, что и он узнал свою спасительницу. Да, это действительно был он, теперь уже маршал авиации Сергей Игнатьевич Руденко.

И ещё одно воспоминание военных лет. У Сарры Абрамовны был маленький размер обуви – 34-й, таких сапог на фронте не подберёшь. Это создавало большие неудобства. На её счастье в полку оказался солдат из Еревана – мастер по пошиву обуви. В день рождения Сарры Абрамовны он неожиданно явился к любимому доктору с подарком – парой маленьких, до блеска начищенных сапожек.

– Это был самый лучший подарок ко всем дням моего рождения, – говорила Сарра Абрамовна.

После войны Немировская сначала работала в воинских частях Германии, а затем вернулась в родной Киев. Она выбрала мирную профессию акушера-гинеколога. В связи с переводом мужа, тоже военнослужащего и тоже врача, Сарра Абрамовна приехала в Читу. Коренной киевлянке, ей очень понравилось Забайкалье – его природа, гостеприимные люди, их жизненный уклад. По душе ей пришёлся наш край, и она не рассталась с ним до конца жизни. И уговорила приехать сюда всех своих родных – мать, отца, тётку.

Первые годы Немировская была ординатором Читинского роддома, тогда единственного в городе. Потом стала здесь заместителем главного врача по лечебной работе. С самого первого дня создания в медицинском институте кафедры акушерства и гинекологии и до ухода на пенсию она была незаменимым сотрудником – ассистентом, доцентом, исполняющей обязанности заведующей кафедрой.

Сарра Абрамовна – автор 30 научных трудов, посвящённых проблемам акушерства и гинекологии. Её ратный и мирный труд отмечен орденами Великой Отечественной войны второй степени и Октябрьской революции, двадцатью медалями и Почётными знаками.

Штрихи к портрету
За годы моей работы на Читинском радио здесь сменилось несколько руководителей. Это были люди разного творческого полёта и разных возможностей. Самой яркой фигурой, несомненно, был председатель комитета по телевидению и радиовещанию Ефим Борисович Маликов. О нём написаны сотни строк в журналах и газетах. А журналист Ида Файерштейн посвятила Маликову целую главу в своей книге «Не забудьте включить телевизор». Поэтому я не собираюсь рассказывать о его потрясающих организаторских способностях… Скажу лишь, что при Ефиме Маликове Читинское телевидение и радио достигли такого расцвета, какого, я уверена, уже никогда не будет.

Мои наброски – это лишь штрихи к портрету Маликова.

***

Ефим Борисович любил порядок. И порядок был во всём Доме радио, за исключением его собственного письменного стола. Здесь царил невероятный хаос, в котором могла разобраться лишь его верный помощник, начальник отдела кадров Мария Прокопьевна Кабанова. Было удивительно, как в ворохе бумаг она очень быстро находила нужный документ. Наводить порядок было бесполезно. Проходило совсем немного времени, и всё повторялось сначала.

***

Приглашать Ефима Борисовича в гости не было никакого удовольствия. Он едва прикасался к предложенным блюдам, выпивал глоток шампанского, если в доме было фортепиано, что-нибудь играл и, не вступая в разговоры, подсаживался к телевизору, включал кнопку и обращал свой взор на экран. Если что-то ему не нравилось, звонил дежурному диктору или инженеру, делал замечания, давал указания. В этом и заключалось гостевание Маликова. И тут уж ничего нельзя было переменить.

***

Очень деятельный, волевой руководитель, Ефим Борисович в быту был совершенно беспомощным человеком. Однажды (что случалось чрезвычайно редко) Маликов заболел, и врачи запретили ему выходить на улицу. А его жена Евдокия Николаевна была то ли на курорте, то ли гостила у детей в Свердловске. И мы, женщины радиокомитета, решили по очереди навещать больного председателя и готовить ему пищу. Дошла очередь и до меня. Я впервые увидела совершенно другого человека. От уверенного председателя не осталось и следа.

– Ада, у меня ничего не получилось с кашей.
– С какой?
– Рисовой.
– А как вы её варили?
– Очень просто. Налил в кастрюлю холодную воду. Бросил туда стакан крупы и поставил на огонь. Всё слиплось. Выбрось её, пожалуйста. А заодно и пельмени.
– А их как варили?
– Тем же способом.

В тот день, когда Ефим Борисович вышел на работу, все женщины, посещавшие его в дни болезни, обнаружили в своих столах коробки шоколадных конфет.

…Я думаю, что Ефим Борисович напрасно внял совету своей супруги и уехал из Читы. Он нужен был нам, он нужен был городу.

Я – гражданин страны Советов
В 1943 году после 25-летней эмиграции на родину возвращался Александр Вертинский. И первым городом, куда ступила его нога, была Чита. Я пришла на вечерний спектакль. За кулисами только и было разговоров:
– Вертинский приехал! Приехал Александр Вертинский с семьёй! Завтра будет выступать в нашем театре!

И ещё я узнала, что его постоянному аккомпаниатору не разрешили приехать в Советский Союз и теперь ждут пианиста из Москвы. Назначена репетиция. Утром я примчалась в театр. Но меня ждало разочарование. Александр Николаевич распорядился, чтобы все двери в зрительный зал были закрыты, и чтобы ни один человек не присутствовал на репетиции. Мелькнула мысль: а вдруг забыли закрыть балконные двери. Я помчалась наверх. Так и есть! Дверь оказалась открытой. Потихонечку села на стул и стала ждать, когда начнётся репетиция. Вот на сцену вынесли большое кресло, положили на него плед. Время шло, а Вертинский не показывался. Наконец, появился и он. Но что это? Я увидела старого, уставшего человека. Голова опущена, его знаменитые руки-птицы повисли, как плети. Вертинский тяжело опустился в кресло, закрыл ноги пледом. И снова длительная пауза. Пианист поднял крышку рояля. Раздались звуки знакомой мелодии. Александр Николаевич несколько приободрился и начал что-то тихо напевать. Этот шёпот продолжался долго, до конца репетиции.

Ну и ну! Вот так номер! Я даже растерялась, а ещё больше – расстроилась. Все билеты проданы, в театре переаншлаг. А какое же удовольствие получат зрители от такого исполнения? Кое-как дождалась вечера и поспешила на концерт. В зале яблоку упасть негде. Публика пришла солидная. Многие пожилые люди, уже давно не посещавшие театр, не смогли усидеть в этот вечер дома. До начала концерта оставалось несколько минут. В зал с грудным ребёнком на руках вошла Лидия Владимировна Вертинская – супруга знаменитого артиста. Единственная женщина, сумевшая навсегда покорить капризное и избалованное сердце Вертинского. Одета она была очень скромно, но со вкусом. Ей очень шла чёрная юбка и лёгкая белая кофточка. А на руках её была крошечная Марианна – первая дочь, родившаяся за рубежом. Младшая – Анастасия появилась уже в Москве.

Волнение в зале улеглось, погас свет. На сцену вышел конферансье. Его слова «Александр Вертинский!» потонули в шквале аплодисментов. Я со страхом ждала, что же будет дальше. И… о, чудо! Передо мной был совсем другой человек, не похожий на того, которого я видела утром. Распрямившийся, подтянутый, во фраке с бабочкой, он выглядел неподражаемо элегантно. Вертинский подождал, пока стихнут аплодисменты, и обратился к сидящим в зале. Это была исповедь, крик души. Он говорил о горести эмигрантских скитаний, о неутихающей тоске по родине и о великом счастье вновь ходить по родной земле. Зал слушал, затаив дыхание, у многих в глазах были слёзы.

Вертинский пел свои лучшие и любимые песни. Им не было конца: «Ваши пальцы», «Синеглазочка», «В синем и далёком океане», «Сероглазый король», «В степи молдаванской», «Жёлтый ангел», «Мадам, уже падают листья…»… И всё было так прекрасно, так артистично. Вертинский был в ударе: ведь он пел для своих почитателей-соотечественников.

Прощаясь с читинцами, Александр Николаевич сказал: «Я безмерно счастлив. Наконец-то из эмигранта я превратился в советского гражданина, известного советского артиста».

Ада Забелина
«Читинское обозрение»
№19 (1347) // 13.05.2015 г.

Вернуться на главную страницу