Перед вами серия очерков из подготовленной к изданию книги «Девичьи судьбы войны», в которой её авторы Наталья Николаевна Константинова и Ольга Михайловна Шарак рассказывают о женщинах, чьи детство и юность совпали с годами войны.

Надежда Михайловна Сапижева, урождённая Крень, познала войну девятилетней девочкой. Вместе с отцом, матерью, старшей сестрой Шурой и четырьмя братьями Мишей, Пашей, Ваней и Петей Надя проживала в Гродненской области Белоруссии.

В 1956 году, выйдя замуж за военнослужащего, Надежда переехала с ним на его родину под Читу, в село Иван-озеро. Сейчас Надежде Михайловне 85-й год, она нездорова и с трудом перебирает в памяти отрывки событий, свидетелем которых была. Её воспоминания отрывочны, с трудом поддаются историческому анализу, но каждый эпизод, ею описанный, дополняет картину пребывания белорусского крестьянства в условиях оккупации. О самых трагических событиях ей говорить не хочется, слишком глубоки душевные раны пережитого.

Портрет Нади Крень, исполненный деревенским художником. Малосельцы, 1937 г.

Деревня Малосельцы в горнило военных событий попала в первые дни войны. Вначале прошли отступавшие бойцы Красной Армии, а потом пришли немцы. С лета 1941 года в продолжение более трёх лет находилась в условиях немецкой оккупации. Первые немцы, которые проходили через деревню, говорили: «Вы нас не бойтесь, у нас серые шинели, бойтесь тех, у кого чёрные шинели». Простые белорусские крестьяне только после, когда начались расправы, стали понимать, что означали эти слова.

Чёрные шинели носили эсэсовцы, входившие в фашистские формирования для карательных целей, они жгли деревни и расправлялись с жителями, прежде всего евреями и цыганами. А в отношении последних был распространён приказ не брать их на жительство и сообщать, если появятся в деревне. Не подчинившихся могли расстрелять и сжечь их дома, а сообщивших об укрывательстве ожидала награда.

Однажды в Малосельцы приехала большая семья евреев, взрослые умоляли крестьян пристроить детей к ним в семьи. «Наши деревенские многие плакали, жалея детей, готовы были взять их, но очень боялись, что об этом могли донести соседи. И среди односельчан находились те, кто мог выдать, и тогда всю семью немцы могли уничтожить…».

В начале оккупации немцы привели в Малосельцы партию пленных красноармейцев и разрешили им проживать в семьях и работать у них. Доведённые до отчаяния, сильно ослабленные, полуголодные, они стояли у ворот и сами просили: «Хозяин, возьмите, мы мало едим, спать будем где угодно, хоть со скотом». Многие, у кого семьи были небольшие, их приютили, они проживали у них и помогали по хозяйству. Но так продолжалось недолго.

Уже в сентябре 41-го в Гродно активизировалось антифашистское подполье, а в белорусских лесах стали создаваться партизанские отряды. Говорили, что где-то рядом партизаны ликвидировали крупного немецкого начальника, и вскоре в Малосельцы наехали эсэсовцы, похватали солдат-работников и куда-то увезли. Тогда же фашисты сожгли соседнюю деревню, из которой мало кто уцелел, рассказывали, что фашисты в огонь бросали детей.

На партизанское сопротивление оккупанты отвечали арестами, казнями и отправкой на работу в Германию. А партизанское сопротивление разрасталось.

В партизанском отряде, действовавшем в соседних с Малосельцами лесах, находился двоюродный брат отца, и сам Михаил Лукьянович Крень был связан с партизанами. Надя только позже узнала, почему отец периодически отправлял её в соседнюю деревню к тётке: давал ей матерчатую котомку с овощами, вниз укладывал листовки, а тётка переправляла их в другие руки. В одной из фашистских карательных операций погиб брат отца: пытаясь спастись, влез на дерево и, чтобы удержаться там, обхватил себя и ствол дерева ремнём, но все равно не уберёгся, его ранило шальной пулей.

Как это ни прискорбно, но партизаны, прятавшиеся в лесах и совершавшие вылазки против фашистов, не очень жаловали местных крестьян. Приходили в деревни, открывали сараи, подполья и чердаки, забирали «всё, что им понравится». Так и из небогатого хозяйства Михаила Креня незадолго до освобождения территории Белоруссии партизаны забрали единственную корову-кормилицу. «После войны мы её нашли в соседней деревне у одного мужика, но нам её не вернули, сказали, что он партизанил и заслужил. Мы были очень обижены…».

Надежда с детства была привязана к лошадям. Особенно привечала коня по кличке Серко, на котором рано научилась ездить верхом. Однажды скакали очень быстро, и конь споткнулся. Надя полетела кубарем через его голову, а он за ней, но не придавил наездницу, а увернулся. Потом соскочил и с жалобным ржанием подошёл к ней, стал обнюхивать, фыркать, как будто просил прощения, и девочка расплакалась, обняла и поцеловала его в мягкие ноздри… С такой же любовью она с отцом и братьями Пашей и Ваней выходила раненого коня Сивку, оставленного отступавшими красноармейцами.

В войну крестьянское хозяйство семейства Крень развивалось так, как и в довоенное время. Всё, что носили на себе, шили, изготавливали сами. Всё, что шло в пищу, выращивали на огороде и в поле. Как плёл лапти отец до войны, так и продолжил своё ремесло. Как мать с Надей и Шурой до войны ткали холсты, так и позже, вырастив лён, старались поддержать навыки ткачества. Всё лето, да и в холода, ноги до колен всех членов семьи Крень были обмотаны полосами холста, поверх которых крест-накрест вдоль голени были повязаны конопляные верёвки, придерживавшие одновременно и лыковые лапти на ногах. Как до войны на огороде выращивали овощи, так и позже в войну страдали в поле и на огороде. Заготавливали много тыквы, турнепса, картошки, сушили на зиму яблоки.

Пригодилась семейная привычка оставшиеся кусочки хлеба сушить и складывать в большую бочку. Перед войной она была почти полная, а в войну по указанию матери брали оттуда сухари по самой необходимости. Этот хлебный паёк помог выжить.

В середине войны был случай. Однажды вечером неподалёку от села в небе кружили несколько самолётов. Вдруг один загорелся и стремительно пошёл к земле. А наутро отец, отправившись на сенокос, увидел раненого лётчика. «Только когда прогнали немцев, нам, младшим, рассказали, что папа с мамой, Мишей и Шурой спрятали лётчика в скирдах, мама с сестрой и братом приходили делать ему перевязки и подкармливали. Когда ему стало легче, ночью папа вывез его на телеге к партизанам».

Когда советские войска освободили Белоруссию, в деревню Малосельцы для семьи Крень стали приходить письма от этого лётчика (имени его Надежда Михайловна не помнит). В последнем письме он писал, что в составе своего авиаподразделения отправляется на Берлин, а как окончится война, обязательно приедет к ним в гости. Так и не приехал, вероятно, погиб в последних боях в Германии или Чехословакии.

Надежда Михайловна сохранила отрывки воспоминаний о том, как освобождали их село и ближние к ним территории. «К деревне подошли разведчики и предупредили, чтобы жители укрылись, кто где может, потому что будет бой. Все побежали в бывшую панскую усадьбу, в которой сохранились большие погреба. Немцы приняли нас за партизан и начали стрелять из пушек. Я впервые за всю войну оказалась под обстрелом, боялась за всех своих родных. Тогда были ранены брат и сестра, из наших сельчан некоторых убили, и среди них было много раненых… Ещё недалеко от села наши разбомбили немецкую колонну, было много убитых, рядом с горящим танком лежала женщина в немецкой форме с перебитыми ногами, она что-то говорила на немецком, потом затихла…».

Когда советские войска уходили дальше на запад, многих парней и мужчин из Малосельцев призвали в Красную Армию. «Мы им на прощание всем настряпали много-много ватрушек…».

Когда закончилась оккупация, возобновились занятия в сельской школе, прерванные в начале войны, так как немцами был расстрелян единственный в Малосельцах учитель. А когда шла война, Надя вместе с братьями и сёстрами училась дома под руководством отца. «Папа выстругал специальные дощечки, на них можно было писать мелом. Классную доску заменяла дверь, на ней и писали. Иногда писали на обрывках газет».

Уже после войны появились тетради. «Приходишь из школы, сумки вешаешь на гвоздик, поешь – и помогать родителям в доме или в колхозе, который образовался у нас после войны, а папа стал его первым председателем. Вечером он строго спрашивал, что задано, и следил, чтобы все уроки были выучены. А потом давал задание: сучить пряжу и вязать носки и варежки, которые после отправлялись на фронт. Да ещё надо было поиграть с младшей Люсей, которая появилась в 1942-м».

И ещё запомнилось. Однажды после войны в деревню привезли ткань, раздавали её по числу человек в семье. Не все согласились с распределением. Один из сельчан возмутился: «Что это Креню столько метров отмерили! Мне – всего ничего. Я же не виноват, что его жена, как свинья, столько детей нарожала!». Односельчане пристыдили недовольного, а председатель Михаил Крень развернулся и пошёл домой. «Папа сильно переживал, даже не хотел брать этот отрез…». Но потом все как-то объединились. Недалеко от села нашли трёх убитых красноармейцев, и все вместе – и те, кто роптал, и те, кто их осуждал – хоронили солдат на окраине Малосельцев. После войны их перезахоронили в братскую могилу в городке Турец.

Все материалы рубрики "Страницы истории"
 

Наталья Константинова
«Читинское обозрение»
№15 (1499) // 11.04.2018 г.

Вернуться на главную страницу