С Раисой Кузьминишной мы познакомились в троллейбусе, оказались рядом на сидениях. Она поделилась: «В Дом офицеров еду, там детей войны собрались чествовать. Я сама из их числа. Что в жизни-то мы видели? Вот я с двух лет по сиротским приютам скиталась, шесть детдомов сменила. Ни один из них родным не стал…»
Встречи во сне
Рая родилась в 40-м. Через полгода началась война. У матери, Елизаветы Афиногеновны, на руках трое малышей. Рая – самая младшая, а старшим её сёстрам – четыре и семь. На станции Илька, где они жили, голодно. Детишек оставить не на кого. Мать сгребла их в охапку и переехала из Бурятии в Читу – к родне. Но непосильные тяготы и пришедшее с фронта извещение о гибели мужа сломили женщину – девчонки остались на руках у больной немощной бабушки. Не в силах прокормить сирот, старушка, чтобы спасти их, определила сестрёнок в детдом.
Рая осиротела в два года, мать приходила к ней только во сне. А Раиса «кочевала» из одного детского дома в другой…
– Кормили скудно. Утром кусочек хлеба и каша-перловка. Хлеб хотелось растянуть на весь день, отщипывать по катышку и держать во рту, смаковать… Выносила свою пайку из столовой. А мальчишки постарше караулили у входа и отнимали. В столовой, если в тарелке супа плавал кусочек мяса, проходя мимо, выхватывали его. Мы, малыши, не жаловались. У мальчишек был жгут с привязанным на конце камнем. Как жахнут таким кнутом, долго потом круги перед глазами.
На 13 воспитанников была одна воспитательница: поди-ка уследи за всеми… Да, думаю, они сами побаивались подростков. Это ж такие оторвы, бродяжки. Полстраны «зайцами» в поездах исколесили, прежде чем в детдом попали. Но и отсюда срывались. А в передышки успевали налёты на игровую площадку в «офицерском оазисе» совершать.
Поблизости от детдома за высоким забором жили семьи военнослужащих. Во дворе были качели – предмет тайной зависти послевоенных сирот. Детдомовцы, вооружившись рогатками, перелезали через забор, со свистом разгоняли детвору и раскачивались на качелях. Отцы малышей, офицеры, останавливали жён, готовых вступиться за своих чад: «Пусть наиграются. У них детство война отняла».
Раиса Кузьминишна вспоминает, что детдома в пору её детства походили на казармы. В комнате по 20 коек и 20 тумбочек – вот и весь интерьер. В читинском детском доме им как-то выдали новые ботинки. Рая даже ночью прижимала обновку к груди. Но директор детдома в мае, чуть потеплело на дворе, велел всем воспитанникам разуться и сдать обувь на хранение – до осени: чтобы не истрепали.
Девчонок стригли «под машинку» – налысо, как новобранцев, до седьмого класса.
– Каво же! Кровати-то у нас рядом стояли, вши с одноёй на другую так и прыгали.
Как-то одна из девочек заболела гепатитом. Её отгородили простынкой, но оставили в общей спальне. Больная девочка совсем ослабла, уже не могла подниматься с постели – еду ей приносили. Она поковыряется в тарелке и отставит. Её соседки тут же кидались к подносу с едой, доедали за ней остатки. К счастью, ни одна не заразилась… А больная детдомовка умерла.
– У моей средней сестры Люси глисты завелись. Всё время злая была – от голода. Она жаловалась… да никому дела не было, пока через рот не пошли. Чуть не задохлась.
А Раю от сестёр оторвали, перевели в детдом для трахомных – у неё начали слезиться глаза.
– Плакала много, поэтому и заболела: глаза-то тёрла немытыми руками… Помню, Лиза, старшая сестрёнка, в школу собирается, а я повисну на её горбушке и в рёв – боялась одна оставаться. Еле отрывали.
Вначале сирот с глазными болезнями держали в Чите. После перевели в Тыргетуйский приют. Лечили их не особо эффективно: закапывали одни и те же глазные капли да щипчиками убирали из уголков глаз гной. Но облегчения не наступало.
В Тыргетуе вокруг их сиротского приюта – лес. Раздолье! Летом дикой ягодой воспитанники прямо с кустов лакомились. В палатах лишь вчетвером селили. Но и этот приют не стал для Раи домом, своим, где любят любую: нашкодившую, уставшую, плаксивую, некрасивую; где замечают любой, даже самый маленький, успех. У воспитательниц и тут сердца на всех воспитанников не хватало: были бы накормлены и присмотрены.
– Меня за всё моё детдомовское детство никто никогда не приласкал, не обнял, не искупал, косичек не заплёл… Вначале старшая сестра обихаживала, а после уж, как разделили нас, я сама со всем этим справлялась.
Помню, в Тыргетуе нам на Новый год выдали подарки. Впервые за все годы скитаний по приютам. Кулёчек, а в нем аж пять конфет-подушечек. Уж мы их сосали – смаковали! Я загадала: стану взрослой, разбогатею, и тогда целый килограмм конфет-подушечек куплю.
Мама к Рае во снах больше не приходила. Но её так не хватало…
«Большая» жизнь
– Нас прежде-то из детского дома выпускали… в никуда. Ни квартир, ни пособия. Но профессию старались дать.
Раису и её подружку Лиду Агееву после школы-семилетки отправили в Борзю. Там обучались на курсах механизаторов. Им выдали бушлаты и ботинки 40-го размера – болтались на ноге. Но другой одежды не было… А после направили работать в Приаргунский район. 16-летних «механизаторш», с трудом удерживающих в руках молоток и зубило, определили на постой в многодетную семью. А там своих одиннадцать ртов.
– Кинули нам хозяева у порога матрас, соломой набитый… все через нас перешагивают, когда до ветру ночью приспичит сбегать. А мы слово лишнее боимся сказать. Не томоко поись попросить… Зашуганные были. Детдомовские. А по утру, не емшие, не доспавшие, бредём на поле. Там на стане, правда, столовались сообща с колхозниками.
Девчонки два месяца так промаялись и запросились к своим. У Лиды в Краснокаменске родня проживала; у бедолаги-Райки в Чите – бабушка, к ней притулиться надеялась. Председатель колхоза жалостливый оказался, отпустил. Дал денег – из своих кровных! – на дорогу. На заработанные-то трудодни лишь горсть зерна полагалась.
Рая добралась до Читы, нашли бабушкин дом – недалеко от шубзавода. Но бабуля в её отсутствие умерла, новые жильцы девочку и на порог не пустили. Куда податься? Девчонка никого не знала. Переночевала на вокзале и утром опять отправилась к шубзаводу – других предприятий не знала. Но её вытолкали из проходной: куда без пропуска?
Пришла на площадь Ленина. Там духовой оркестр играет, народ веселится: какой-то праздник. А Рае впору под машину броситься… Ноги сами привели её снова к проходной шубзавода. Войти внутрь не решается. Стоит, плачет. И тут вдруг её окликнула проходящая мимо девушка: «Райка! Вот так встреча».
– Оказалось, это Галка Семёнова – нашенская, из Тыргетуйского приюта. Она на три года постарше. А мы, детдомовские, друг за дружку крепко держались.
Галя работала швеёй на шубзаводе. Она привела плачущую девчонку к себе в общежитие, накормила, а потом вместе они отправились в отдел кадров завода. Так Рая стала вначале ученицей, а потом и швеёй.
– На шубзаводе я, наконец, отогрелась, расправилась душой. Там работниц опекали как родных. Жильём обеспечивали. Мне сразу место в общежитии выделили. Приболела? Тотчас в медпункт отправляли. Своя столовая, кормили в счёт зарплаты. Для детных мамочек свой заводской детсад открыли.
Рая на заботу отвечала сторицей, а работать она умела. Вскоре её фотография появилась на Доске почёта.
С милым рай…
Швее приходилось постоянно напрягать глаза, заказы-то ответственные – на заводе шили полушубки и меховые камуфляжи для армии. Стало катастрофически падать зрение – видно, непролеченная трахома давала себя знать. Как тут быть?
Раису выручила старшая сестра Елизавета (работала фельдшером в с. Беклемишево). Позвала к себе. Устроила заведующей клубом. Раиса организовывала спевки сельских жителей, голос у неё – грудной, высокий. А в воскресные дни сельская молодёжь требовала танцы. На танцах Рая и познакомилась со своим будущим мужем.
– Виктор такой же, как я. Витина мать вдовствовала с войны, одна троих ребятишек тянула. Он с малолетства домашнее хозяйство подхватил, матери пособлял. Это нас и сблизило.
Мы поначалу с ним просто переглядывались. Я стеснительная, и он – робкий. Потом, как Виктора в армию призвали, всё-таки сговорились, я обещалась его ждать. Ждала три года. Как демобилизовался, поженились.
Но старшую сестру направили работать в другое село. У Раи своего угла нет, а в доме свекровки – тесно. На семейном совете молодожёны Степановы приняли решение: нужно учиться – пока молоды, есть силы, здоровье. Перебрались жить в Читу. Рая снова вернулась на шубзавод – её охотно взяли: ответственная, трудолюбивая. Выделили, уже как семейной, комнату в рабочем общежитии.
– Комната площадью всего 9 кв. метров, но мы от счастья ног под собой не чуяли. Своё жильё! Начали обзаводиться мебелью. Купили кровать с панцирной сеткой, шкаф и маленький столик. Нам казалось, что мы – богачи… Наш маленький мирок был тёплым и уютным. Здесь на свет появилась дочка Вика.
Рая зарабатывала неплохо, но замечала, что зрение падает. Надо было думать о переквалификации. В заводском профкоме ей предложили пойти учиться на курсы воспитателей детского сада: «Ты жалостливая, всех готова приласкать и пожалеть».
Виктор поступил в медучилище, решил выучиться на рентгентехника.
– Сестра моя Лиза, фельдшерица, надоумила его: мол, рентгенологи неплохо устраиваются. В то время о рентгеновском облучении мало что знали…
Раиса после окончания годичных курсов работала в заводском детском саду «Алёнушка». Но учёба молодым родителям нелегко далась. Супруг ночами санитаром на «скорой» подрабатывал. Рая дворником в ночную смену устроилась, хоть и дочка малая на руках была.
Получив диплом об окончании медучилища, молодой рентгентехник на пять лет по контракту отправился на работу в Монголию (на 1975-1980 гг.). Жена с дочкой за ним последовали. В Улан-Баторе в детский сад Раисе устроиться воспитателем не удалось, но на шее у мужа сидеть не собиралась. Оформилась слесарем в советском военном госпитале – она никакой работы не боялась, даже гаечными ключами умела управляться. Курсы механизаторов не раз добрым словом вспоминала: дали надёжную профессию. Слесари всегда в цене.
В Монголии у Степановых родился сын Костя.
– Как жили? Браво. Эти пять лет вспоминаю добрым словом. На работе – уважают, дома – понимание. И… еды всегда вдосталь, нам с Виктором это было в диковину. Прежде-то, особливо в годы учёбы, жили по принципу «жим-жим», во всём себе отказывали. Спасало, что шить умела. В Монголии мы прикупились, наконец. Даже «Москвич» приобрели. Собственная машина по тем временам – у-у! Достаток.
Праздники скромно, в семейном кругу отмечали. Да мы с мужем и не привычные были гулеванить. Даже молодожёнами по танцам не бегали. Когда? Учёба, работа в две смены, ребёнок малый на руках.
Спасибо за труд
Сослуживцы из военного госпиталя подсказали умелой на все руки слесарше Раисе запросить в военкомате извещение о гибели на фронте её отца пулемётчика Кузьмы Лысенко. Так дочь фронтовика Раиса Кузьминишна, наконец, получила собственную двухкомнатную квартиру в Чите. Теперь семейству Степановых жить бы да жить. Но муж начал прибаливать. И крепко выпивать. Однажды дочка Виктория не выдержала:
– Папка, да что с тобой? Ты же сроду не пил.
Он горестно вздохнул:
– Э-э, доченька, этим только и держусь: своего рода анестезия. Без водки-то уже загнулся бы.
– Мы-то ничего не поняли. А он знал, что болен лучевой болезнью. Работал-то сверх нормы, не берёгся… От нас, близких, скрывал. Пока совсем не слёг.
Умер. Мне 48 лет. И двое детей-подростков на руках, обоих надо учить, специальность давать. С достатком мы распрощались. Пришлось «Москвич» продать – похороны деньги от продажи и съели.
Раиса Кузьминишна работала воспитателем в детском саду. На полторы ставки, по двенадцать часов в сутки. Правда, работа ей не была в тягость.
– От грамот сервант ломится… Уже перед моим выходом на пенсию, помню, мамочки приводят деток, со мной по имени-отчеству здороваются. Как, спрашиваю, имя моё узнали? «Малышами в вашу группу ходили, вас второй мамой считали… Если будете на группе – нашим ребятишкам повезло».
У самой Раисы Кузьминишны внуки уже взрослые.
– Они совсем по-иному к жизни сейчас относятся, чем наше, военное, поколение. Полной грудью дышат, радоваться жизни умеют. Мы-то тишком старались жить. Я лишний раз боялась внимание к себе привлечь. Детдомовская привычка в кровь въелась…
Хористка Степанова
– А лучше ли наше послевоенное время было, чем нынешнее? В чём-то – несомненно. Я обоих своих детей в техникумах проучила бесплатно. Дочка окончила строительный техникум, сын – горный техникум. Сейчас, за плату, ни за что не осилила бы… Квартиру бесплатно от государства получила. Хотя нет. Плата была – папкина гибель на фронте.
Детей-то проучила, а вот по специальности им не устроиться. Дочка кладовщицей работает. И у сына проблемы с трудоустройством.
А сама Раиса Кузьминишна, наконец, вспомнила об увлечении молодости. Она любила петь. Голос у неё до сих пор чистый и звонкий, хорошо вливается в хор других… Вот и сейчас, в канун Дня Победы, хор ветеранов Ингодинского района поёт песни военных лет.
Все материалы рубрики "Люди родного города"
Нина Коледнева
Фото из семейного
архива Степановых
«Читинское обозрение»
№18 (1398) // 4.05.2016 г.
0 комментариев