В середине декабря 1826-го Мария Николаевна Волконская, правнучка М.В. Ломоносова, дочь героя Отечественной войны 1812 года Н.Н. Раевского, жена ещё недавно знатного генерала, а ныне государственного преступника Сергея Григорьевича Волконского, получила разрешение царя на отъезд в Сибирь вслед за своим ссыльным мужем.
«И ГОРЕЧЬ, И СЧАСТИЕ ВСТРЕЧИ» – так называется литературно-музыкальная композиция, предложенная посетителям читинского музея декабристов в связи с 191-й годовщиной восстания декабристов. Рассказ о себе, о своей судьбе от имени княгини Марии Николаевны Волконской ведёт заслуженная артистка РФ Екатерина Рябова. Сценарий по мотивам «Записок княгини Волконской», поэмы Н.А. Некрасова «Русские женщины» и стихов А.С. Пушкина охватывает время отъезда из Петербурга, дороги в Сибирь и встречи с мужем в Благодатском руднике. Повествование и музыка, сопровождавшая его (фортепиано – Галина Павлуцкая, исполнение старинных романсов – Туяна Батоева) в интерьерах музея вызывает особенное ощущение того времени и глубокое сочувствие женщине, ни в чём не повинной, но добровольно взвалившей на себя все тяготы каторжного бытия. У зрителей блестят слёзы на глазах…
190 лет назад
Прощание Марии с родными было мучительным и надрывным. 20-летняя Мария в последний раз целовала крохотного сына. Больше она никогда не увидит мальчика: без матери он зачахнет, умрёт. Со слезами обняла братьев, сестёр, любимого отца. Николай Николаевич умолял дочь не ехать, грозил: «Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься». Но оба знали, что расстаются навсегда. Несколько лет спустя умирающий генерал скажет про свою дочь: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал…».
Итак, лошади готовы, кибитка нагружена, прозвенел колокольчик…
...Волненье
Меня охватило. «Я еду!». Давно
Так радостно сердце не билось…
Я еду! Я еду! Теперь решено!
Я плакала, жарко молилась…
Довольно, довольно объятий и слёз!
Я села – и тройка помчалась…
«Русские женщины»,
Николай Некрасов
Вскоре Петербург остался позади.
27 декабря 1826 года в Москве на Тверской улице (ныне улица Горького) в одном доме собралось много гостей. Хозяйка салона Зинаида Волконская, по выражению А.С. Пушкина, «царица муз и красоты», писательница, поэтесса, певица и композитор, пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве.
И вечером весть, что приехала я,
В Москве уже многие знали.
В то время несчастные наши мужья
Вниманье Москвы занимали.
В салонах Москвы повторялась тогда
Одна Ростопчинская шутка:
«В Европе сапожник,
чтоб барином стать,
Бунтует, – понятное дело!
У нас революцию сделала знать:
В сапожники, что ль, захотела?..»
«Русские женщины»,
Николай Некрасов
Было Рождество, но собрались не для веселья, а чтобы проститься со свояченицей Зинаиды, Марией Волконской. Из записок М.Н. Волконской: «Пели именно те вещи, которые я лучше всего знала. Я говорила им: «Ещё, ещё, подумайте, ведь я никогда больше не услышу музыки».
Был здесь и Пушкин. С братьями Раевскими его связывала большая дружба. Поэт путешествовал с их семейством по Крыму и Кавказу, отдыхал в Минеральных водах, писал по-юношески восторженные стихи, посвящённые 15-летней Маше:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою,
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Александр Пушкин
При нынешней встрече он думал вручить ей своё «Послание к узникам» для передачи сосланным друзьям, но не успел: в ту же ночь, не дожидаясь рассвета, Мария Николаевна отправилась в сверхдальний путь к мужу. Несколькими днями позже стихи возьмёт с собой Александрина Муравьёва.
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье…
Александр Пушкин
В старинных почтовых дорожниках сказано: «От города Москвы до города Иркутска 5379 ½ версты» (верста =1066,7 м).Да ещё более тысячи вёрст за Байкалом. Сегодня самолёт одолевает огромное пространство от Москвы до Читы за 6-7 часов. В старину же самый быстрый царский курьер проезжал этот путь на лошадях примерно за месяц. В декабре-январе по зимнему пути Волконская, почти нигде не останавливаясь, одолевала за сутки по 150-200 вёрст. (Весной и осенью сквозь грязь и разливы рек дороги куда более медленные). Княгиня мчалась в края, о которых ходили легенды, будто там соболя по улицам бегают; туда, где, по выражению одного царского министра, находилось «дно мешка», конец света.
В прежние времена цари, случалось, отправляли в Сибирь целые семьи. И жён об их желании не спрашивали. Теперь же, в 1826 году, Николай I предложил «свободный выбор»: тем жёнам, которые не пожелают ехать вместе с осуждёнными мужьями, разрешён быстрый и лёгкий развод. Некоторых это подкупило. Но большинство даже не задумывалось: как можно не поехать?
«Какие мы героини? – удивлялась одна из них. – Это поэты из нас героинь сделали. А мы просто поехали за нашими любимыми».
Из записок М.Н. Волконской: «Я ехала день и ночь, не останавливаясь и не обедая нигде. Я просто пила чай там, где находила поставленный самовар. Мне подавали в кибитку кусок хлеба или что попало, или же стакан молока, и этим всё ограничивалось. Однажды в лесу я обогнала цепь каторжников; они шли по пояс в снегу, так как зимний путь ещё не проложен. Они производили отталкивающее впечатление своей грязью и нищетой. Я себя спрашивала: «Неужели Сергей такой же истощённый, обросший бородой и с нечёсаными волосами?».
Проехали Казань. Что может быть в дороге хуже степной метели! Снег засыпал кибитку, набивался внутрь, за спиной ямщика образовалась целая гора снега.
Звенит колокольчик, ни зги не видать,
Что дальше, то хуже дорога.
Поталкивать начало сильно в бока,
Какими-то едем грядами,
Не вижу я даже спины ямщика:
Бугор намело между нами.
Чуть-чуть не упала кибитка моя,
Шарахнулась тройка и стала.
Подумала: верно, уж полночь близка,
Пружинку часов надавила:
Двенадцать ударило! Кончился год,
И новый успел народиться!
«Русские женщины»,
Николай Некрасов
Наступил 1827-й год. Поздравила ямщика. А тот вдруг объявил: сбились с дороги. К счастью, недалеко оказалось зимовьё дровосека. Вошли, затопили печь, заварили чай. Поутру – снова в путь. Подъезжая к одной из станций, увидели костры. Вокруг огня стояли женщины, дети, солдаты, крестьяне.
Из записок М.Н. Волконской: «Я спросила, что это? – Это – Серебрянка из Нерчинска. Я в восторге: получу известие о муже». На почтовой станции Мария обратилась к офицеру, сопровождающему Серебрянку (обоз с серебром), где находятся государственные преступники. Последовал ответ: «Я их не знаю и знать не хочу!». Один из солдат, стыдясь за своего начальника, тихонько проговорил: «Я их видел, они здоровы, они в Нерчинском округе, в Благодатском руднике».
С высокой горы Алтая лошади так понесли, что женщину выбросило в снег, к счастью, не ушиблась.
Иркутск княгине понравился. Сходила в церковь. Понимая, что отсюда быстро не выехать, поселилась в той же квартире, из которой днём раньше отправилась в путь Екатерина Ивановна Трубецкая, проведя много дней в ожидании разрешения и подорожной на дальнейший путь.
Явился гражданский губернатор Цейдлер. Выполняя приказ из Петербурга, стал уговаривать вернуться назад. Видя решимость женщины ехать дальше, распорядился обыскать, переписать вещи и предъявил к подписи лист: «1. Жена, следуя за своим мужем… будет признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного… Начальство не в состоянии будет её защищать от оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса… 2. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казённые заводские крестьяне… 3. Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собой взять не дозволено… 4. Отъездом в Нерчинский край уничтожается право на крепостных людей, с ними прибывших…». Подписала не раздумывая.
Байкал проехала ночью, в Кяхте поменяла кибитки на перекладные. Наконец – село Бянкино. Ночь отдохнула в доме местного купца, на другой день оказалась в Нерчинском заводе. Здесь встретилась с Каташей (Екатериной Трубецкой). Как же обе были рады этой встрече!
Благодатский рудник
Деревня в одну улицу между сопок. Тюрьма у подножья горы. Обыкновенная казарма – тесная, грязная. Левая половина – комната для государственных преступников. Перед входом – небольшое помещение для солдат и унтер-офицера. В комнате вдоль стен разделённые досками клетки для заключённых. Отделение для Волконского, Трубецкого и Оболенского имело размеры два на три аршина (аршин = 0,71 м). Потолок был так низок, что в полный рост нельзя было встать. Лежанки – в два яруса.
Из записок М.Н. Волконской: «Бурнашёв (начальник Нерчинского завода) предложил мне войти. В первую минуту я ничего не разглядела, так как там было темно; открыли маленькую дверь, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне; бряцание его цепей поразило меня: я не знала, что был он в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом – его самого. Бурнашёв, стоявший на пороге, не имея возможности войти по недостатку места, был поражён изъявлением моего уважения и восторга к мужу, которому он говорил «ты» и обходился, как с каторжником».
На другое утро Мария Николаевна, спросив у местных, где работают «секретные», направилась туда. Увидела дверь, охраняемую сторожем. Здесь – спуск в рудник. Спросила, нельзя ли зайти туда. Караульный дал свечку и открыл дверь. Не успела пройти нескольких шагов, как сзади раздался крик офицера, зовущего назад. Потушив свечу, женщина побежала вперёд, где светились огоньки. Увидела Давыдова, братьев Борисовых, Артамона Муравьёва. Мужа среди них не было. Офицер, теряя терпение, стал ругаться. Пришлось вернуться. С тех пор категорически было запрещено впускать женщин в шахту. Артамон Муравьёв назвал эту сцену «Сошествием в ад».
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо – ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый
здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
…И словно из рая спустилась я в ад…
И только… и только, родные!
По-русски меня офицер обругал
Внизу ожидавший в тревоге,
А сверху мне муж
по-французски сказал:
«Увидимся, Маша, в остроге!..»
«Русские женщины»,
Николай Некрасов
…Впереди почти 30 долгих лет в Сибири, наполненных страданиями: Благодатский рудник, Читинский острог, известия о смерти сына Николеньки, оставленного на попечение родных, и кончине отца, рождение и смерть дочери Софьи, похороненной у южной стены Михайло-Архангельской церкви, Петровский Завод, рождение детей Миши и Нелли, поселение в Урике, затем – в Иркутске. Вернулась на родину Мария Николаевна в 1855 году. Через год, после амнистии 1856 года, вернулся и Сергей Григорьевич.
В 1863 году Мария Николаевна покинула этот мир, через два года за ней последовал и её муж. Похоронены оба в селе Воронки Черниговской губернии.
Все материалы рубрики "Чита вчера: история, лица"
Людмила Арзамасцева
«Читинское обозрение»
№50 (1430) // 14.12.2016 г.
0 комментариев