– Сделайте из меня красавицу, – садится за пульт под прицелом фотоаппарата, – чтобы с длинными волосами, без очков! – шутит, но даже намёка на улыбку нет. «Никогда не улыбается», – подтверждают коллеги-осветители. И удивительное дело: к этому «безулыбочному» юмору с лёту привыкаешь, тянешься, распознаёшь, потому что он искренний и прямой, без кокетства, полутонов, «спецэффектов». Как сама Мельник. А улыбаться она умеет – когда говорит о любимых – людях, животных и Его Величестве Театре.

Иркутяне впервые за 17 лет выступают с гастролями в Забайкальском краевом драмтеатре. «Труффальдино из Бергамо», «Тётушка Чарли», «День рождения кота Леопольда», «Юнона» и «Авось»…

Чтобы найти Галину Павловну, надо обойти пышный парадный вход и зайти со скромного – служебного, долго подниматься по лестницам в осветительский цех, и в тёмном (только лампочки приборов светятся) помещении возникнет она – королева света, заслуженный деятель культуры РФ.

– Да умоляю, какая ещё королева! – прячет смущение под внешней суровостью энергичная, коротко стриженая женщина. Осветители не актёры – им чужды вспышки камер, раздача автографов. Они подают других в выгодном свете, оставаясь при этом в тени.

Чтобы собеседница, непривычная к прожектору славы, чуть свыклась с ним (да и когда ещё такая возможность представится!), отхожу к окнам, что идут по периметру цеха, как лобовые стёкла рубки фантастического подводного корабля. Вот, оказывается, где самые лучшие места в театре! Внизу шумит зал – усаживаются маленькие зрители. Дежурный проводит какие-то манипуляции с пультом, и сцену заливает свет. 

– Всё управление светом отсюда идёт, – объясняет Галина Павловна. – Когда компьютеров не было, под сценой стояли регуляторы.

Просит:
– Поговорим внизу? Не хочу отвлекать ребят. Сама не люблю, если кто-то болтает, когда работаю. Мы все ещё с недосыпом: сюда приходим в восемь, а то и в семь утра (надо сначала «собрать» спектакль – сделать свет, записать на аппаратуру, и так всегда, пока спектакль идёт по первому кругу). Расходимся вечером, не раньше девяти. Световая партитура, конечно, существует. Но в каждом театре её нельзя воспроизвести в точности: разнятся приборы, конфигурация сцены… Правда, мы очень много возим с собой – следящие прожектора, интеллектуальные приборы, «головы» (осветительные приборы полного движения – вращаются вокруг своей оси), генераторы, кабель… Театр выезжает на гастроли на шести 40-тонных контейнерах.

На лестничном пролёте на секунду замирает:
– Отсюда мой любимый вид на Читу – сопки как на ладони…

И будто досадливо стряхнув сентиментальность, спешит дальше (после смерти отца в 2006 году Галина Павловна не была в Забайкалье; мама ушла в 2005-м, в Чите живут родная сестра, племянницы).

К концу гастролей у начальника цеха от подъёмов и спусков будут ныть ноги, но «во Владивостоке цех ещё выше на несколько этажей»… 

В узких коридорах театрального закулисья на длинных вешалах «плечом к плечу» дожидаются мига перевоплощения костюмы дам, рыцарей, принцесс, чудовищ, снегурок, Айболитов, водяных; на столах – шапки, шляпки, колпаки, бороды… 

– После школы я поступала во ВГИК на режиссёрский факультет, – бросает из-за плеча и, кажется, немного обижается на мою реакцию:
– Ну почему девчонка из Читы не может мечтать о профессии режиссёра?! Выражаясь высокопарно, родители с детства пытались приучить меня к прекрасному. Каждый родитель ведь хочет дать своему ребёнку лучшее образование, воспитание, – добавляет она примирительно, и голос теплеет при упоминании родных имён. 

– Драмтеатр тогда находился через дорогу от нашего дома, где кафе «Сибирь». Мама давала деньги на билет, и лет с шести я пропадала в театре. Одна ходила (кто-нибудь со мной согласится на один-два спектакля сходить, но что это – один-два спектакля?!). К окончанию 10 класса ни о чём, кроме ВГИКа, думать не могла.

Прошла предварительный конкурс, первый тур, второй… Свалилась на третьем: надо было написать режиссёрскую экспликацию, как выпускное сочинение, за шесть часов. А я так не умею, чтобы сесть и написать, – мне надо ходить, думать, потом уж за 15-20 минут всё напишется. Из Москвы полетели с папой в Иркутск, я стала студенткой филфака Иркутского госуниверситета.

Думается, совсем неслучайно в кассе аэропорта отец с дочерью взяли билеты именно до Иркутска… 

Акт второй.
Действие первое
В 1961 году Иркутский театр музыкальной комедии прибыл в Читу на гастроли. Работали в ДОСА (Дом офицеров). Галина Павловна, которой тогда было всего-то семь лет, вспоминает:
– Мама давала денежку на два билета, а мне хотелось посмотреть всё. Ну, и… в антракте я смешивалась с публикой, которая выходила гулять в сад, и с толпой попадала в заветный зал, поэтому я весь репертуар классической оперетты знала наизусть, но – со второго, третьего актов.

Тягу к театру одноклассники не разделяли. Да и редко кто в первом классе предпочтёт оперетту цирку или кафе «Мороженое». Понятно, что филологическому факультету (да и любому другому не удалось бы!) оттеснить театр на второстепенные роли. Галя пыталась поделиться сказкой с сокурсницами – тянула их в культпоходы, но ярых единомышленниц не нашлось. А она жила от спектакля до спектакля, как ныряльшик: глотнул воздуха и – снова на глубину.

– Мне безумно хотелось в театр. Каждый день. Обязательно шла перед каждым зачётом, экзаменом, и спасибо людям, которые меня впускали без билетов.

Постоянную зрительницу заметила администратор Иркутского театра музыкальной комедии Татьяна Игоревна Гусева.

– Царствие ей Небесное и великое спасибо: она, видимо, прониклась моей любовью к театру – сказала: «Приходи, я тебя всегда пропущу».

Галя летела туда, как только выпадала свободная минутка, но рядовую роль зрителя девушка, конечно, давно и сильно переросла. Попасть же в театр на работу было невероятно трудно. Но однажды на щите объявлений в разделе «Требуется» среди бесчисленных «дворник, водитель» появилась вакансия театрального осветителя…

– Я побежала. А поскольку каждый, кто устраивался на работу в театр, представал пред светлы очи Николая Матвеевича Загурского, я тоже предстала. Он был очень строгий. Очень! От шёпота «Николай Матвеевич в театре!» всё моментально приходило в движение: не терпел праздности. Монтировщик, осветитель – сидишь, ничего не делаешь? Ты не любишь театр!

Загурский меня спросил: «Родители согласны?». В общем, нет, говорю – не доучилась… «Через год принесёшь диплом и согласие родителей – приму». Получила диплом. Показала маме.

Показала Загурскому. Меня отвели к начальнику цеха. Он кивнул на светящийся пульт: «За ним скоро сидеть будешь». На следующий день я уже работала в ложе за водящим прожектором (высвечивает актёров при затемнении). И всё – сорок лет.

Круглую дату отмечали в этом апреле. Галину Павловну поздравил со сцены весь театр. Надарили цветов. Длинный путь по лучу любимой профессии становится только ярче с годами.

Следующая часть разговора проходит в комнате, выделенной Галине Павловне не столько для отдыха, сколько…

– Знакомьтесь! Это мои собаки…

Мохнатые, хвостатые
Булочку, что это именно она и есть, выдаёт комплекция. А с Чучой (милейшим беспородным созданием) мы заочно знакомы: собаченция, случайно попавшая к начальнику осветительского цеха щенком, – прирождённая артистка: играет в оперетте «Летучая мышь» помощницу тюремного сторожа; сидит на скамье, ходит на верёвочке; когда пора, сама уходит со сцены.

Но хозяйке Чуча мила не за талант, а Булочка – не за редкость породы. За 8,5 лет совместного существования они, кажется, срослись фибрами души. Каждое утро втроём едут в театр, в перерывах гуляют, вечером – домой. На гастроли тоже вместе («А на кого оставишь?»).

По той же причине не сбывается мечта побывать на фестивале оперетты в Мёрбише (1,5 месяца под открытым небом идут спектакли для 7,5 тысяч зрителей!).

А появились хвостатые мохнатые фаворитки в жизни Галины Мельник после гибели Машки – любимицу семьи 1,5 года отвоёвывали у саркомы кости. После пяти бесплодных операций собаку было гуманнее усыпить… Ветеринары, понимая состояние людей, искали замену. Сердце долго не принимало никого, но однажды на Галину Павловну из свёрнутого пуховика поглядела сонным глазом разомлевшая в тепле чёрная варежка.

Чучу забрали. Но всё равно хотелось собаку «с глазами Машки». Именно такие (Интернет всемогущ) оказались у любимой породы Елизаветы английской – вельш-корги-пемброк (ролик с Джеймсом Бондом к открытию Олимпиады в Лондоне помните?). Единственный в продаже щенок находился в Минске и был обещан в Брест.

– Но когда сильно хочешь, мечты сбываются, – уверена заядлый собаковод. – Обстоятельства сложились: брестовец долго думал, стоит ли трёхмесячный корги таких денег, а мы готовы были их отдать.

Заводчица довезла Булочку из Минска до Домодедово, а в аэропорту нашлась женщина, которая согласилась доставить ценный груз (щенка и родословную) заждавшимся иркутянам.

Машка во время спектаклей всегда ждала в конце зала возле регулятора. Умница, никогда не лаяла во время действа и даже различала аплодисменты: антракт – оставалась на месте, конец спектакля – выходила навстречу хозяевам. Чуча пошла дальше – попала в артистки. Правда, на читинскую сцену не вышла – её спектакля в гастрольной программе нет.

Буря в спектакле делается так…
Начальник цеха не только полностью координирует процесс, но и сидит за пультом на большинстве спектаклей. По рации держит связь с дежурным за кулисами и с людьми, что следят за водящими приборами. Свет может многое дать спектаклю, а может (неверный, излишний) безнадёжно испортить.

Светом можно создать на сцене любую иллюзию. Если сейчас с этим легко справляются компьютерные программы, то раньше осветителям помогали подручные средства, фантазия и азарт. Диск чёрной бумаги с наколотыми дырочками вешали на проекционный фонарь, колесо вращалось, и… на сцене начинался «снегопад».

– Это были простейшие приспособления, которые большей частью придумывались до нас. Однажды в Свердловске мы произвели фурор «пожаром»: два откоса, поперёк закрепляется фольга, включаем вентилятор и два красных прожектора, и «пляшущие» блики создают эффект пламени.

Известнейший осветитель МХАТа «дядя Миша» (так Михаил Ефимов просил его называть) говорил: «Ничего нет нового – со временем что-то модернизируется, но принцип тот же». Передал мне несколько своих секретов. Было очень приятно (и почётно!) с ним разговаривать, потому что истинно великие люди всегда общаются на равных, хотя понимают, что на восемь голов выше тебя.

Пытаясь вывести героиню из театральной тени, спросила про увлечения. Куда там! Галина Павловна коллекционирует диски с международных фестивалей оперетты. Собрала порядка сорока, в том числе из Франции, Австрии. Друзья знают её слабость, и к любому празднику для неё это лучший подарок.

Дайте же света!
Свет к спектаклю придумывают режиссёры, художники… Где-то в этом диалоге осветитель выступает соавтором. Но именно режиссёр ставит задачи перед командой Галины Павловны (шесть человек), и, исходя из возможностей, они стараются воплотить режиссёрские замыслы и фантазии. Иногда решение рождается коллегиально.

В иркутском театре работает много приглашённых режиссёров из других городов.

– Легко срабатываетесь?

Стучит по столу:
– Пока, тьфу-тьфу, удаётся.

Грамотного осветителя не раз пытались переманить за «каменный пояс». В юности прислушивалась к родителям: когда впервые пригласили на работу в Ташкент, мама, словно предчувствуя развал Союза, отговорила: «Не надо уезжать далеко от дома». А с годами Иркутск стал второй родиной, а театр… – пожалуй, всем.

Но как же диплом филолога? Не жалеет, что жизнь сложилась именно так?

– Никогда. Первые годы писала очерки об артистах театра. Но этим же надо заниматься постоянно, а я на работе с утра до ночи. Но это счастье. Мой цех – мои дети, моя семья.

Атмосфера в театре домашняя. Как в любой семье случается всякое, но у кого-то премьера – все за кулисами – ждут, чтобы поздравить, переживают, радуются. Приезжие удивляются:
– У вас все здороваются на вахте. Народный артист жмёт руку монтировщику. Как так?!

– А что такого-то? – не понимают удивления иркутяне. – У нас фанаберии нет!

На гастролях сплочённость ещё заметней.

«Галка, а ты помнишь?»
Под крылом читинки выросли десятки профессиональных осветителей. И её саму легенды театра Елена Константиновна Волошина, Виктор Иннокентьевич Брагин приняли запросто.

– Выйдут в антракте, между собой разговаривают и мне: «Галка, ты помнишь в 52-м году?». Как же помнить, когда я родилась в 54-м! «Да?! А такое ощущение, что ты всегда была с нами в театре». Это, наверное, самый дорогой комплимент.

Однажды на чьём-то дне рождения поворачивается ко мне тогдашний завтруппой: «Галка, а ты не помнишь, как я познакомился с Загурским?». А у меня в 30-х ещё даже родители не встретились! Хохотали час. Сколько уж лет притча во языцех: «Галка, а ты не помнишь?».

А помнят ли иркутяне, как на набережной Ангары, на списанной барже, трудами и нашей Галины Мельник появился светомузыкальный фонтан – одна из достопримечательностей Иркутска?!

Замирая от светомузыки закатного неба на Ольхоне, художник с 40-летним стажем восторженно расписывается в профессиональном бессилии:
– Когда впервые увидела, у меня, филолога, прочитавшего сотни книг, для выражения эмоций вырвались только… два непечатных слова.

Однако природу, признаётся, любит забайкальскую – сопки, чистые хвойные леса, где после дождя блестят пахучие шляпки грибов. С детства «грибничали» с мамой, отцом. Выросла – те дожидались младшенькую из Иркутска в отпуск, и каждое утро за рыжиками, подосиновиками…

В родной город, в который много лет не пускала боль потери родителей, Галина Павловна приехала с театром, и большей поддержки нельзя представить.

Не помнит даты («к чему?»). Зато чётко врезаются в память реплики и свет. Любимая – из «Сильвы»: «Поверьте, друзья мои, – и жить, и умирать мы будем здесь, за кулисами. Не вижу другого исхода…».

Елена Сластина
Фото Семёна Казака
«Читинское обозрение»
№26 (1354) // 01.07.2015 г.

Все материалы рубрики "Гости нашего города"
 

Вернуться на главную страницу