Ветеран органов внутренних дел, подполковник в отставке, председатель клуба коллекционеров, помощник депутата Госдумы от ЛДПР и признанный «народным корреспондентом» нашего издания в 2010 году Николай Унгбаев позвал нас к себе в палату хирургического отделения 1-й городской больницы. Представляем вам монолог этого непростого пациента, лишь изредка прерывая его. Начнём с того, что живёт Николай Баймуратович без пищевода. Впрочем, слово ему самому.
«Жалуйтесь, куда хотите»
Чтобы позвать к себе медсестру, мне нужно кричать. Хорошо, что сосед по палате у меня «ходячий» – может сходить за ней. Я – инвалид 2-й группы, за мной нужен особенный уход. Но медсёстры говорят, что им мало платят, их сократили и «жалуйтесь, куда хотите», «это должна делать нянечка». У меня нет пищевода (онкология), питаюсь через отверстие в животе. Жена моя Надежда Георгиевна находится со мной с восьми до восьми, кормит меня через каждый час. Вы представляете себе питание без пищевода? Шприцем через трубку прямо в желудок вводится пища, которая должна быть перетёрта, и для этого нужна стерильность, но условий нет. Это должен делать специалист. Но в больнице меня никто не кормит из медперсонала (спрашивает у жены: «Ввела бульон?». Вся процедура проходит на глазах у других пациентов – прим. авт.).
Отверстия (у меня их два: на животе, чтобы вводить в желудок еду, и на горле, чтобы выходила слюна) нужно обрабатывать.
Не врач, не медсестра, а – робот
По работе (помощник депутата Госдумы – прим.авт.) я соприкасался с жалобами медсестёр, которым то сокращали, то урезали зарплату. Я роговиной бился, чтобы им помочь. Отстояли. Зарплата у них сейчас нормальная, но работают они на 1,5-2 ставки.
Систему здравоохранения я знаю – прабабка была хирургом. Штат раньше был больше, но, я понимаю, всё содержать невозможно. Вспоминаю случай в диагностике. Медсестра плакала на посту: «Уйду, не могу больше. Всё. Устала». Подошла к ней пожилая медсестра, говорит: «Ты сильно не расстраивайся. Пойми, это хорошо, что плачешь. Если плачешь, то не выгоришь профессионально. К людям будешь также хорошо относиться, дай Бог. А если ты забудешь эти слёзы, жёсткой станешь, тогда будешь – не врач, не медсестра, а робот».
Кровати и лампочки
Я лежал в палате, где шесть кроватей. Мой сосед неделю лежал в коридоре – не было мест. Я всё понимаю. К врачу у меня нет никаких претензий, врач от Бога (у Николая Баймуратовича случились кишечные спайки, была проведена полостная операция – прим. авт.). Но кто-то же должен создавать бытовые условия в медучреждении? Вот этот сосед сейчас у меня лёгкий, а до него на этой кровати лежал мужчина плотнее. Он как лёг, так кровать под ним и провалилась. Пациенты сами переворачивали койку и так, и этак. Сделали. Эта койка (показывает сбоку – прим.авт.) сделана из листа железа, на неё ляжешь – она прогибается с громким звуком. Когда меня положили, здесь горела всего одна лампочка, парни купили и ввернули сами все. Медперсонал говорил, что делает заявки.
Бельё чистое
Мы вот сейчас вдвоём в палате, как-то аккуратно. А завтра, например, положат сюда какого-нибудь бича? Мне нужно строго соблюдать стерильность. Представьте, один человек будет мыться в раковине, которая почти над головой у другого пациента (раковина, действительно, находится справа от кровати, прямо у изголовья – прим. авт.). Да хоть бы ширму поставили! Добиваемся платной палаты, которых тут, вроде бы, две. И не для того, чтобы как-то мне выделиться. Нет. Мне нужны нормальные бытовые условия. Я звонил в онкологический, просил меня забрать туда, ведь они же меня резали, удаляли пищевод. Не могут. Я не онкобольной теперь. Хотя не хочу сказать плохого: бельё у нас белое, чистое, его меняют.
В Забайкальском крае, как и по стране в целом, злокачественные новообразования являются одной из основных причин смертности населения. За 2018 год на территории края зарегистрировано более 4 тысяч человек с впервые выявленным раком, из них каждый пятый случай – в запущенном состоянии (3-4 стадия). Телефон горячей линии онкологического диспансера: 8(3022) 36-76-19 с 9.00 до 13.00, с 14.00 до 18.00, кроме субботы и воскресенья.
Бульон и сухари
Через несколько месяцев надо мне ехать в Москву, ставить всё на место (пищевод – прим. авт.). Как? Что? Возьмут меня или нет в московской клинике? Почему к российским гражданам такое отношение? Почему мы везём к себе безруких-безногих из Сирии? Кладём их в госпитали, ухаживаем за ними. С Украины везут пачками. Всех лечат бесплатно. А мы – что?
Я лежу в больнице с первого февраля, десять дней не ел (нельзя было). Меня сразу предупредили, чтобы за мной ухаживали родственники, но условий для этого не предоставили. Я готов платить за палату, только бы условия были для меня нормальными. Меня сразу спросили: «А вы готовы платить за два места?» (так как жена со мной будет всегда).
Питание от «Мед-Фуда» нормальное, но не для меня. Неоднократно мне приносили еду, которая не соответствует моим возможностям (мясо кусками, например). Всё должно быть протёрто, безо всяких комочков. Мне приносят от «Мед-Фуда» бульон и сухари. Как я должен это вводить в трубку? Вы посмотрите, висит распорядок дня. Завтрак в 8, по факту – в 9 или 10 часов (часто завтраки-обеды опаздывают). Ругань тут во время кормления. Женщина, которая раздаёт эти лотки, стоит над пациентами. Дело в том, что ей нужно сначала быстро раздать, а потом быстро собрать эти коробки.
Никакой первой группы!
Я отказался от части еды от «Мед-Фуда». Супруга мне покупает «ФрутоНяню» мясную, многое приходится заменять ею. Пища должна быть пастообразной. Я ведь и питаюсь-то через урологический катетер, который сам приспособил. Это трубочка, которую вставляют в мочевой канал людям, если они пописать не могут. Приспособил его, методом «я спросил у ясеня, я спросил у тополя…». Мне никто не объяснял, как питаться, врач, конечно, говорил после удаления пищевода, что можно есть всё, что готовим дома, только протёртое блендером.
Мясо (только филейную часть) отвариваем, измельчаем в мясорубке. Перед приёмом пищи смешиваем его с бульоном, пропускаем через блендер, греем и только потом вводим в желудок. Сейчас всё делает жена. Сама процедура ввода пищи сложная, в две руки не управиться (нужно катетер держать, пищу набирать в шприц, вводить в отверстие и т.д. – прим.авт.). Ещё в онкологическом говорили, что я всё должен делать сам или родные. Никакой помощи специалистов в этом плане я не получал. Когда дали инвалидность, то тоже сказали, что всё должен делать сам. Ну, как это делать? Ссылаются на какой-то перечень. Кто его составлял! Было сказано: «В туалет ходите, значит, всё. Никакой первой группы».
Посмотрите (откидывает марлю от горла – прим.авт.): у меня здесь тоже дыра. Слюна вытекает на марлю. Этого перевязочного материала за день накапливается два пакета, жена увозит, бедная, стирает, обрабатывает. Мне тут ещё долго лежать, дело в том, что в одном месте было сделано уже четыре разреза. Кожа стягивается, и её уже не хватает.
Говорят у нас о хосписах. А почему бы не сделать больницы или палаты для инвалидов? Специализированные. Создали госпиталь для инвалидов, но там только реабилитация. А так бы, заболел инвалид, его положили в спецбольницу, где и уход был бы другим, соответствующим. Почему я должен унижаться перед каждым, умолять о помощи? Я исправно платил всегда налоги, на трёх работах работал, ни дня не сидел.
Если бы не супруга, то здесь лежал бы скелет, или уже не лежал…
P.S. Сейчас Николай Баймуратович лежит в платной палате. Приходится платить за два места (он сам и супруга). Плюс ко всему нужно покупать специальное питание по цене 400 рублей за бутылку на один день.
Все материалы рубрики "Задело"
Записала Ольга Чеузова
Фото из архива пресс-службы
УМВД по Забайкальскому краю
«Читинское обозрение»
№8 (1544) // 20.02.2019 г.
0 комментариев