Останься эта фраза одной-единственной, читатель надолго, если не навсегда, остался бы в недоумении о значении заголовка: нужен контекст, окружение выражения для его понимания современному россиянину. И вот оно – окружение из 1846 года. «Трофим Емельянович в гороховом сертуке, в гороховой шляпе, в обтяжных триковых обстоятельствах и в английских полусапожках с откидными не чернёнными голенищами, ходил взад и вперёд по комнате и постукивал тростью». Что проясняется? Что-то надеваемое на ноги: штаны, брюки, панталоны, используя последнее из словаря эпохи. А чего же прямо не сказать это, не прибегая к изысканной перифразе – «триковые обстоятельства». А вот странные бывают нравы!

Исторически русские до петровских времён носили длинную одежду, что осталось в практике и по инерции в психологии особенно неевропеизированной части населения России. До недавнего относительно времени деревенские мальчишки и девчонки дошкольного, а ещё ранее и младшего школьного возраста бегали по улицам в одних длинных рубашонках. На что уж, казалось, армия, имея в виду солдатскую массу, была европеизирована в одежде, а вот, что говорит городничий в «Ревизоре» Гоголя, отправляясь на встречу с предполагаемым ревизором: «Да не выпускать солдат на улицу безо всего: это дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу ничего нет». То, что для мужчин из низов не имело существенного значения, то для верхов, женщин привилегированных классов – «мы же другой породы» – стало своего рода табу, упоминать, прямо называя эти предметы одежды, стало некомильфо.

Стало считаться «неприличным называть при дамах другую часть одежды, безъименную, не выразимую, inexpressible (инекспресси́бль, 1858)». Добрая приятельница многих писателей и поэтов А.О. Смирнова отмечает в своих воспоминаниях, что, когда «Плетнёв нам читал вашего «Евгения Онегина», мы были в восторге, но когда он сказал: «Панталоны, фрак, жилет», – мы сказали: «Какой, однако, Пушкин индеса (indécent – непристойный)». Эта «индеса́-непристойная» деталь одежды обыгрывалась в художественной лексикографлитературе в пародийном ключе.

Вот пародия 1858 г. на знаменитый «Ревизор»:

Мария Андреевна: «Ах, какия вы слова употребляете…».

Городничий: «Да ведь вещь, знаете-ли, как ни назовите, она всё-таки не переменится… Панталоны, например, назовите невыразимыми, они всё-таки, знаете ли, не будут же юбкой… По-моему, знаете-ли, невыразимые гораздо неприличнее, чем панталоны».

Появление и необходимость употребления таких слов вызывало раздражение среди мужчин. Даю две цитаты. Первая: «Наши барыни любят болтать всякий вздор по-французски. Скажи им по-французски pantalons, так и растают, а скажи им штаны – чуть не в обморок падают». Вторая: «Я знаю одну даму, которая говорит очень свободно: «Pierre, ne salissez votre pantalon» и скорее бы умерла, чем сказала: «Pierre, не марай своих панталон».

Эти несчастные невыразимые и неизречимые штаны-панталоны стали предметом длительной перепалки до самых предреволюционных времён. Уж на что Андрей Белый был новатор во многих сферах, но в 1911 году и он спасовал: «Я совсем оробел: на мне не было фрака; я был в обыденном костюме туриста (о, ужас!) в коротких, ну как бы сказать, – невыразимых частях туалета».

Конечно, до крестьянства эта жеманная, я бы сказал, мода не дошла, но всё же захватила и самую консервативную часть образованного общества – духовенство, которое выходило из бурс и семинарий, где нравы были ещё те: «По сечении нас сначала не всегда вполне обнажали, оставляя не снятыми инекспрессибли. Этот ninimum не только при холщёвых, но и при моих тяжёлых инекспрессиблях был гораздо больнее, нежели <…> по обнажённому телу. Потом, если завороченные на спину рубаха или платье упадут на инекспрессибли, оттого что начнёшь сильно двигаться и поднимать голову от боли, то почти всегда являлись держатели, которые уже снимали инекспрессибли».

Да, крестьяне носили штаны, а не «невыразимые», но в городской среде «невыразимые» жили долго, дав ещё один, совсем уж абстрактный, вариант в виде личного местоимения во множественном числе – «они», бледно напоминающий, что первообраз «штаны, брюки, панталоны» тоже употребляется во множественном числе: «Записался (сын) в клуб юношей. Ах, до открытия этого клуба он был всегда enfant terrible («ужасный ребенок»); бархатная курточка, коротенькие «они», белые отложной воротничок, ну ребёнок, ребёнок, – а теперь, вообразите, всё это по боку, и он теперь уже юноша». И это о мальчике, который «без сомнения с гордостью взирал на свои первые «inexpressibles».

Не обошлись от употребления этих выражений великие наши писатели, и Тургенев в их числе: «Выхожу – и вижу– за калиткой человека дурно одетого с разорванными невыразимыми, а перед калиткой (пёс) Пэгаз в позе победителя. Его бухарский халат разъехался спереди и обнаружились препротивные нижние невыразимые из замшевой кожи».

Естественно, что такие факты языка были зарегистриро-ваны словарями первый раз в Словаре иностранных слов 1886 г. – «невыразимые Inexpressible. Слово, которым хотели заменить несколько неблагозвучное, но более точное название предмета: штаны (знач. невыразимые)», затем – в 3-м издании знаменитого словаря Даля.

Часть выражений на эту тему не попала в словари, как, например, одно из самых ранних у Александра Вельтмана: «Здесь французский шёлковый кафтан натягивался на русские плечи, а немецкие, с позволения сказать – на ноги, и русский барин радовался, что всё на нем важно, и что походит он на французского нобля (дворянина)».

Бизнес есть бизнес, и вот русские деловые люди на полном серьёзе вводили эти слова в рекламные призывы и обещания: «Компания обещалась снабжать мужскую публику той частью туалета, которую называют невыразимыми, из лучшаго саксонскаго сукна. .. жилетами хоть подюжинно за безценок. <…> Заведём торговлю «невыразимыми», устроим склады во всех значительных городах <…> Главное в этом блистательном предприятии – не надобно медлить, ковать железо, пока горячо». И невыразимо ковали!

Все материалы рубрики "Темы"
 

Николай Епишкин,
лексикограф
«Читинское обозрение»
№7 (1595) // 12.02.2020 г. 



Вернуться на главную страницу