Главная литературная премия Забайкалья – имени Михаила Вишнякова – уже во второй раз в руках Олега Петрова. Случай пока исключительный. Как и личность самого премианта. Впрочем, пусть «читатель сам разберётся, где мухи, а где котлеты».

Олег Георгиевич, большая часть ваших книг – это серьёзные исторические произведения. И вдруг – три тома иронической прозы и поэзии! И губернаторская премия 2017 года за повествование из этого трёхтомника «Аз, Буки… Bucolicus, или Тринадцать подвигов Шишкина» в жанре иронически-юмористической прозы. Почему вдруг переключились на «несерьёзный жанр»?

– А вот не вдруг. Смешные вещички я начал писать давно, другое дело, что они не публиковались. Правда, вышла в 2008 году маленькая книжечка «Иронизмы». Там собрано несколько сказок со смыслом и подтекстом, иронические стихи.

Не для детей, наверное?

– (Смеётся) Нет, для более взрослого возраста.

И опять же не всякий…

– Я рассчитываю, во-первых, на интеллект читателя, потому, наверное, не люблю в книгах сноски. Например, «Вот идёт по лесу изюбрь…». И сноска: «Изюбрь – это крупный сибирский олень…». Но ведь это неправильно! Это расхолаживает читателя! Когда он не знает чего-то, то у него задача либо пропустить «непознанное», либо поинтересоваться, что же это такое?! И это отправляет в самостоятельный поиск.

Вернёмся к иронической прозе. Почему решили обратиться к «хорошо забытому прошлому?»

– Давно зрела идея написать что-то ностальгическое о том славном времени, когда я учительствовал в сельской школе. Вот и взял конкретный 1977/1978 учебный год. Правда, я преподавал историю и обществоведение, а не русский и литературу, как мой книжный герой. Но что-то легло в сюжет и из моей школьной бытности. Но подчеркну – это совершенно не автобиографическое повествование, как кому-то может показаться. От такого взгляда особенно предостерегаю читателя, а то сия убеждённость уведёт его не туда. С моим главным героем у нас совершенно разные биографии. После окончания школы, например, я поступил не в гражданский вуз, а в Высшее пограничное военно-политическое училище (позднее Голицынский военный институт погранвойск). Это потом уже я получил диплом историка, умудрившись очно отучиться на истфаке и даже год отработать в школе, за период трёхлетнего перерыва в службе по болезни. На истфак меня взяли сразу на третий курс.

А что вас туда потянуло – в пограничники?

– События на острове Даманском в 1969 году. Я жил тогда в доме, что за магазином «Сувениры». Рядом был дом пограничников. Все мои дворовые друзья оттуда, все дети пограничников. И самый закадычный друг – Коля Абросимов. Он был на год старше. Спал и видел себя курсантом пограничного училища. Глядя на него, я тоже этим загорелся. Сначала он поступил, а потом я через год.

Нравилась учёба?

– Учиться было трудно, но интересно. Военная служба – это вообще полезно для молодых людей. Без этого вряд ли из пацана получится мужчина.

А почему же решили заняться литературой?

– А так, по ходу, что называется. Когда мы учились в Голицыно на территории Одинцовского района Московской области, там выходила газета под названием «Новые рубежи». Началось с неё. Простенькие стишки про границу, лирика-романтика всякая юношеская. Окончательно стремление к литературному творчеству созрело позже.

Если бы у вас был выбор, где жить – в СССР или в современной России, что бы вы выбрали?

– В СССР. Потому что было в то время то, чего нет сейчас. Тогда любой «маленький человек» мог найти свою справедливость, стоило ему только обратиться в райком партии или в райисполком со своей маленькой бедой. И не надо было писать в Москву или пробиваться к президенту на «Прямую линию». Реальная вертикаль власти была, и никто из чиновников не хотел получить «волчий билет». Сейчас чиновники – это колода карт. Её тасуют. И если кто-то из них сегодня опростоволосился на одном месте, то назавтра всплывёт в другом месте, вполне «упакованным».

Но хоть что-то есть положительного в дне сегодняшнем?

– Конечно. И многое. Сейчас никто тебе не давит на психику в плане единомыслия. Хотя тогда я в компартию вступил не карьеры ради, а по убеждению, до сих пор храню партбилет. Всех коммунистов и сейчас, и тогда надо разделять. Была и есть партноменклатура и масса рядовых честных коммунистов. Кого потом номенклатура обманула и развалила великую державу.

Как, по-вашему, изменились нормы морали?

– Коммунистическая мораль – это своеобразная калька с Библии. Те же десять заповедей Моисея, на которых и базируется вся Библия.

Нонсенс. Почему же тогда у нас были такие гонения на религию?

– Потому что религия имеет одну особенность – она власть, но у нас была под князем, под царём. Как у Некрасова: «Вот приедет барин – барин нас рассудит»? И царь мог росчерком пера разогнать Святейший Синод. А вот на Западе церковь сверху, правитель внизу. Папа римский решал, кому королём быть.

Так почему не всё по-христиански было в СССР, если мораль зиждилась на библейских постулатах?

– А потому, что постепенно замерли вертикальные ротационные лифты. Мы говорили о колоде карт. У Сталина она была новенькая, хрустящая. Время тогда было сложное. И мы в жёстком окружение далеко не друзей. Потому и методы были жёсткие. Нужно было восстанавливать страну с нуля – индустриализация, коллективизация. Отсюда и перегибы, репрессии. Будем откровенны: вряд ли поиски и уничтожение «врагов народа» носили бы столь масштабный и изуверский характер, когда бы не масса доносчиков, сводивших счёты с теми, кому они завидовали, как и масса ревностных изуверов-служак на местах. Не Сталин и не Берия били и пытали людей в подвалах Читинского управления НКВД.

Репрессии были нужны?!

– Но на это надо смотреть не взглядом современника. Самое первое правило историка: рассматривай события и явления всегда в контексте обстановки, событий и явлений того времени, когда это происходило. Мы можем быть хоть за белых, хоть за красных, и – обе стороны по-своему правы. Гражданская война победителей не имеет. Как и любая диктатура – это диктатура.

И никакой свободы самовыражения.

– А что такое самовыражение? Мысль запретить невозможно. Но есть в любой стране действующий строй. Тебя он не устраивает? Используй законные методы его смены. Не по силам – поезжай туда, где устраивает. Самый наглядный пример – диссиденты 1970-х. Те самые, которые шептали на кухнях: нас зажимают! Наступило время гласности и перестройки. Возьмём только одну творческую составляющую. Ну и где они, «гениальные» произведения, которые душила советская власть? Где «великая нетленка», которая должна была появиться после 1985 года? Где вытащенная из кармана фига, превращённая в фейерверк? Получивший Нобелевскую премию «Доктор Живаго» разве сравнится с вышедшим и экранизированным в самые тоталитарные годы романом А. Толстого «Хождение по мукам»? Или Михаил Шолохов, тоже Нобелевский лауреат, с нынешней лауреаткой Светланой Алексиевич? «Нобелевка» – это большая политика.

А в чём же тогда проблема?

– А проблема в том, что легче на кухне сидеть и осуждать режим.

Почему вы ушли с поста редактора «Слова Забайкалья»?

– Я редактировал журнал семь лет. Один! Да-да, вся редакция 224-страничного литературного журнала в одном лице. Тяжело, но работа была в радость. До тех пор, пока учредитель не стал делать из литературного журнала коммерческое издание. Но вот представьте, что вы молодой автор, талантливый, но с деньгами у вас негусто. А страница в журнале стоит, например, 500 рублей. И приходит графоман с тугим кошельком. Кого напечатают? Ответ очевиден. Но и уровень журнала опускается ниже некуда. А если случится, что пришлёт рукопись какое-нибудь забайкальское светило, но без денег? Повестушку страниц на 150. Умножьте 500 на 150. «Что делать?» – задаю вопрос учредителю. «Ну, будем смотреть…». И как градировать? Именитого печатаем бесплатно, а молодой талант остаётся за бортом? Но зато никуда не девается графоман с кошельком.

Олег Георгиевич, очень своевременный вопрос: почему упал уровень чтения?

– Расширилось информационное поле. Появился Интернет и принёс кучу зрительных соблазнов.

Получается, гаджеты лучше?

– Всё просто. Откройте свою электронную почту. У вас перед глазами будет только ваша почта?

Нет. Куча всякой рекламы.

– Совершенно верно. Куча зацепок, большая часть из которых начинается чем-то завлекательно-интригующим, допустим: «Истинное лицо Пугачёвой». Или: «Чудодейственное средство от ваших болезней». Игры опять же. Сел к «компу» на полчасика, а просидел полдня в «стрелялках-бродилках» или в соцсетях, впитывая сплетни и скабрезности.

Чем чтение проигрывает перед техническими новинками?

– Там же читать надо и думать. Важны и тактильные ощущения, получаемые от бумажной книги, но главное – книга заставляет размышлять. Но для немалого числа людей, если в книге картинок нет, – беда! Широко распространилось клиповое восприятие окружающего мира. У некоторых людей вообще стёрлась грань между реалиями и виртуальностью. Но это для общества не страшно. Всё проходит, как говорил не один мудрец. При появлении кинематографа предрекали смерть театру, телевидение называют палачом кинематографа, Интернет – концом бумажной книги. Этого не будет никогда. Всё будет существовать. И прежде всего – книга. Обратитесь к истории человечества – язык, письменность только развиваются: от клинописи до книги. И что бы мы имели в мировой литературе, если бы она не была зафиксирована на бумаге? А мы бы имели её вообще? Вот в чём смысл известного булгаковского – «Рукописи не горят»!

Хороший современный писатель – он какой, его облико морале?

– Самое ужасное в человеке – это двуличие. Читатель это чувствует. Писатель – живое существо, со своими «скелетами в шкафу». Но на него надо смотреть как на создателя произведения, а не ворошить чужое бельё. Другой вопрос, что убеждения и мораль автора всё равно отражаются на страницах его произведений. Да и, принимаясь за произведение, автор ставит цель. А не просто сел и – «что вижу, о том пою». Это – графомания.

Чем ещё отличается графомания от настоящей литературы?

– Графоман считает себя заведомо талантливым, а настоящий литератор всегда сомневается. Если вас похвалили читатели, это реальный показатель ваших способностей. А то, что за книгу дают какой-нибудь значок или премию, это ни о чём не говорит, это всё условности, основанные на субъективном факторе. И ещё. Литература делится на две большие части. Когда форма превалирует над содержанием – это графомания или эпатаж. Когда содержание превалирует над формой – тут можно говорить о литературе.

Можно ли научиться писать? Есть некая «волшебная формула»?

– Многое зависит от настроя человека. В первую очередь, должен быть какой-то литературный базис. Всё идёт из семьи и школы, как это банально ни звучит. И хотя бы толика литературного таланта. Откуда он берётся в человеке – не знаю. Смешно, когда кто-то говорит: пока не напишу с утра десяток страниц – и завтракать не сяду. Вдохновение никуда не денешь в любой профессии. Оно и токарю необходимо. Только в искусстве и литературе это более контрастно выражено – в виде озарения в какой-то, иногда совершенно неподходящий, миг, с точки зрения бытовых проблем. Вот и кажется со стороны, что художник, писатель, композитор – народец «с придурью». Хотя и чисто медицинской «шизы» в творческой среде хватает, чего греха таить. Но тут переживать не надо. Читатель сам разберётся, где мухи, а где котлеты.

Как заставить ребёнка читать?

– Заставить нельзя. Приучить можно.

А если в семье читают, а ребёнок не желает?

– Не может такого быть. Значит, пичкали чем-то таким, что отбило интерес к чтению. Вот зачем, спрашивается, когда, например, училась моя дочь в старших классах, на уроке литературы проходили «В круге первом» и «Раковый корпус» Солженицына ? Это же книги не для школы! Это для взрослых людей!

А Достоевский?

– И Достоевский тоже! И «Война и мир» Толстого не для школы.
Признаюсь, что написал в выпускном классе сочинение по «Войне и миру» на «отлично», не читая романа. Хватило содержания учебника и того, что слышал на уроках. А прочитал «Войну и мир» уже в 35 лет. В школе же, помню, открыл первую главу. Салон Анны Павловны Шерер. Сплошняком диалоги на французском, а внизу мелким шрифтиком – перевод. И так три страницы! Сижу и думаю: а зачем мне это вообще надо? И закрыл великий – без иронии! – роман на два десятка лет.

«Войну и мир» понимают даже не все взрослые. Но это суперкнига! Сюжет простой, но автор заставляет размышлять о психологии личности, о тонкостях межличностных отношений, о психологии любви, о психологии воина на поле битвы, о психологии гражданина и патриота. О твоём, дорогой читатель, месте среди людей и, вообще, – в миру, во Вселенной. Множество тем для размышлений и осмысливания. Сложнейшее дело для взрослого ума, а то – «грузим» подростка!

Если бы вы вам предложили создать список «правильной» литературы для детей, каким бы он был?

– А я его уже давно составил. Давайте для начала вспомним советский ряд литературных журналов для детей. Для детей до 7 лет самых существовал журнал «Весёлые картинки». С 7 лет до 10 лет – «Мурзилка», младшая средняя школа, славные пионерские годы – журнал «Пионер», газета «Пионерская правда»; для 15-17 лет – «Костёр». Потом журналы «Юность», «Молодая гвардия». Там печатали новинки прозы и поэзии, детективы, другие интересные вещи. «Юность» вообще шла нарасхват. Это был супержурнал! Сюда же можно поставить журнал «Смена». А вот потом уже начиналась взрослая жизнь – «Новый мир», «Иностранная литература», «Знамя», «Дружба народов» и т.д.

А теперь применительно к этой цепочке можно предложить список книг. Класс 1-й – сказки. А если Лев Толстой, то, например, «Филиппок». Пушкин, но фрагментарно. Подросткам – авантюрно-приключенческие вещи: Гайдар – «Тимур и его команда», «Чук и Гек»; Рыбаков – «Кортик», «Бронзовая птица», Жюль Верн. В более серьёзном возрасте Фраерман – «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», «Молодая гвардия» Александра Фадеева, Николай Островский. Или что-то ныне идеологически вредно для молодого ума? И обратите внимание: Достоевского нет! Рано!

Насильственно ввели в старших классах «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Зачем?! Это самая вредная книга, какая только есть во всём творчестве писателя.

А кому нужно читать эту книгу?

– Вообще никому. Это сгусток вранья про ГУЛАГ, сборище «зэковских» страшилок и баек. Если вы хотите узнать, каким было на самом деле то страшное время, – читайте Варлама Шаламова «Колымские рассказы» или его «Очерки лагерной жизни», «Повесть о пережитом» Бориса Дьякова, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, Артура Кёстлера – «Слепящая тьма» и опять же Анатолия Рыбакова, его «Детей Арбата».

Тема войны в литературе – не для всех писателей?

– Тут главное не врать или не писать вообще. В силу своего журналистского прошлого я переговорил с массой фронтовиков на тему всех прошедших войн. Что-то в Чечне увидел и своими глазами.

Ведь не все хотят рассказывать о своих подвигах.

– У воевавшего мужика чаще слово клещами не вытянешь. Помню, как трудно было разговорить участника операции по захвату атамана Семёнова, как нелегко давались фронтовикам воспоминания о боях под Москвой, на Курской дуге, в Сталинграде. Война – это очень страшно. И от воспоминаний о ней участнику тех жутких событий и сегодня не по себе.

Правильно ли сделал Константин Симонов, что писал о войне?

– А как настоящий художник слова останется в стороне от вселенской трагедии, да ещё свершающейся на родной земле? Но многим литераторам всё же тогда было легче, чем солдату в окопе. Всё-таки военный журналист больше наблюдатель, он невольно ищет себе сюжеты.

Тема войны – вещь страшная. Как описать, допустим, как после боя товарищи ножом разгибают пальцы пулемётчику после нескольких отбитых атак – так руки окостенели. А потом в сжатый рот вливают ему водку, чтобы стресс снять, потому что охренел человек, целый день стреляя: он стреляет, а враг всё идёт и идёт! Он же стреляет в живых людей! Как в литературе описывается первый выстрел в человека? Кто-то смог, а кто-то нет. Элементарная биология: любое живое существо не будет истреблять себе подобного просто так, без крайней необходимости.

А не зреет мысль написать что-то на тему существующих беспорядков в мире?

– Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Планов полно. Но появится новая книга – вот и будет новый разговор. Важно другое. Если ты достиг какого-то писательского уровня, ниже него опускаться нельзя. Требовательность к себе крайне важна, чего бы вам в уши ни пели про ваш талант. А ещё… Даже готовый текст должен отлежаться. Автору часто кажется: ну, вот – «нетленку» выдал! А назавтра посмотрел свежим взглядом – косяк на косяке. Потому ставлю большую свечку техническому прогрессу. Компьютер – великая вещь: захотел – сократил или абзацы переставил, а то и сформулировал иначе. Но и прежний вариант под рукой. А раньше – когда писали от руки или даже на пишущей машинке…

И самый низкий поклон, пусть и вреднющим, но честным критикам. И конечно, главному из них – читателю.

Все материалы рубрики "Люди родного города"
 

Ольга Теплова,
сотрудник информационно-
справочного отдела
ЗКУНБ им. А.С. Пушкина
Фото Евгения Епанчинцева
и Елены Иманаковой
«Читинское обозрение»
№38 (1470) // 20.09.2017 г.

Вернуться на главную страницу