Порог редакции газеты «Читинское обозрение» я впервые переступил 21 год назад (о, ужас) — весной 1999 года. В сентябре того же года был принят на корреспондентскую ставку в штат редакции. На дворе был предпоследний год ХХ века.

В Москве постепенно терял власть дряхлеющий Ельцин. Мир жил под страхом проблемы «2000», которая на поверку оказалась полностью вымышленной. Россия находилась в атмосфере страха и антитеррористической мобилизации общества — в разных городах взрывались жилые дома, и конца этому безумию не было видно. В Чите проезд в общественном транспорте вырос с 2 до 5 рублей, а потом под давлением общественности (редчайший случай), упал до трёх.

На таком внешнем информационном фоне своей первой трудовой книжкой и обзавёлся я — в ту пору студент 3-го курса отделения журналистики Забайкальского государственного педагогического университета. Ломались эпохи, а мне тогда было целых 19 лет.

Тексты я уже писал. В альбоме с публикациями к моменту прихода в «Читинское обозрение» было уже то ли 20, то ли 30 заметок и статей — целый океан для студента-среднекурсника в эпоху ещё отсутствующего Интернета.

Не хочу сказать, что в «Читинском обозрении» меня научили писать. Журналистика — столь многогранная сфера деятельности, что даже занимаясь ей десятилетиями, невозможно познать до конца её секреты и сказать: «Я научился всему». Научили отношению к журналистике, как к профессии и ремеслу, каждодневному, проклятому до одури, но однозначно любимому.

Раньше мозги работали по-студенчески. Найти какую-то тему. Пару-тройку недель её мусолить, потом дня четыре писать текст. Затем с важным видом нести его в редакцию, зачастую всё равно, в какую. В «Читинском обозрении» старшие товарищи — Лариса Августовна Мишарева, Евгения Петровна Ревенкова, Александр Васильевич Никонов, Елена Борисовна Юрова и другие — привили отношение к журналистике не как к хобби и самолюбованию, а именно как к профессии.

Писать каждый день и по-многу. Сначала это казалось немыслимой трудовой повинностью, почти каторгой. Потом переросло в обязательную повинность. Потом — в необременительное ежедневное занятие. Со временем всё стало, как наркотик. Где бы я после этого ни работал, не писать я теперь не могу. С сегодняшней колокольни это только радует и вселяет в душу огромное уважение к «Читинскому обозрению» и коллективу, который работал там на рубеже веков.

Одним из способов привития живого интереса к текстам был график публикаций. А размер стандартной газетной строки составляет 27 печатных знаков. Знание, совершенно бесполезное для современной журналистики «Телеграма» и «Фэйсбука», в 1999 году довольно серьезно мотивировало и подгоняло в дальнейший творческий путь.

В «Читинском обозрении» я отработал без малого три года. За это время было всякое, как в совершенно любом коллективе. Проблемы, конфликты и разбирательства мозг не держит. Зато фиксирует хорошее, доброе, смешное и забавное.

Например, как на каком-то редакционном мероприятии меня и фотокорреспондента Александра Владимировича Калашникова, как самых великоростных в редакции, коллеги измеряли… шваброй. Помнится, как в 2001 году в редакцию с разборками в мой адрес ворвался некий товарищ, имеющий отношение к гражданской авиации, недовольный одной из моих публикаций. Прошло почти 20 лет, а тот, по-прежнему летающий человек, сегодня уверенно входит в число лучших друзей.

Потом материал, когда меня, как автора, впервые в жизни позвали был свидетелем в суде. Писал репортаж про налоговика-взяточника, который начал доить предпринимательницу на деньги, а закончил фигурантом уголовного дела и простым российским зэком. В «Читинском обозрении» была и моя первая профессиональная командировка. В 2000 году ездил на озеро Арей.

К чему я всё это говорю, да к тому, что не знаю, для кого как, но лично для меня «Читинское обозрение» не будет стёрто из памяти никогда. Это была не только школа журналистики, но и школа жизни. А это дорогого стоит…

Все материалы рубрики "Темы"