Рассказы забайкальского писателя Елены Чубенко, объединяющей темой для которых стала специальная военная операция, вошли в сборник «Синие горы» (12+), изданный в московском издательстве «Вече». Сегодня вашему вниманию — продолжение рассказа «Федькин фортель».

Часть I

С этого дня непривычно стало в доме Татьяны и Фёдора. Тот, будто очнувшись, взялся за заброшенные давно дела. И совсем уж невиданное: разобрал полусгнивший штабель досок. Распилил на растопки то, что совсем уж подгнило. Из крепких ещё тесин подлатал заборы и полы в бане. Там уж нога в гнильё проваливалась.

Старенькая «Нокиа» теперь всё время под рукой у Фёдора. Бывало, и у матери забудет, по неделе там валяется игрушка или разряженная на серванте лежит. А тут — всегда заряжена, в ожидании звонка от сыновей. Чего уж о Татьяне говорить: даже ухо из-под платочка, как бабка, выставила: лишь бы не прослушать долгожданный звонок.

Звонки были редкими, разговоры — скупыми: жив-здоров, кормят нормально. На досужие родительские вопросы отмалчивались, и Федька предупреждающе подымал вверх чёрный от смолы палец, мол, не спрашивай лишнего.

После этой короткой минутки часами обсуждали, что он им недосказал, о чём умолчал.

— Надолго, однако, эта бединушка завязалась, и чо делать? Ничо не сделаешь, — страдала Татьяна.

— А когда такое было на неделю? Всегда надолго, — комкал в руках пустую пачку из-под сигарет Фёдор. — Чо не купила курева-то, бегала в магазин же!

— Да совсем чумная я с сыночками стала, — виновато ответила ему жена. — С головы не идёт. Моя воля, дак рядом бы с ими всё время стояла. Не возьмут ведь. Хотя вон по телевизору показывали, как одна бабка с Приморья подалась на фронт с сыном и внуком! И санитаркой в госпитале работает, представляешь. А ей ведь семьдесят два!

— Не мели! Выдумываешь всячину.

— Чо бы я выдумывала. По телевизору, говорю ж, видела, — отмахнулась она.

Потом и без того редкие звонки от сыновей прекратились вовсе. Тут уж совсем худо стало: Татьяна тайком плакала, Фёдор беспрестанно курил. Чернея от ожидания, щёлкал кнопками каналов по вечерам, вылавливая новости. Вглядывался в лица бойцов, напряжённо и внимательно, и порой кричал:

— Ну-ка, иди скорей, иди! Глянь, вроде наш. Копуша! Уже нету, другой какой-то… Личность всю маской завесят, а по глазам попробуй узнай. На любого глянешь — сын вроде! Тьфу! Балабол этот, вояка! Коло карты стоит и побеждает кажин день…

Когда сообщали о подвигах бойцов, Татьяна не могла сдерживать слёзы:

— Ребёнок совсем, а вишь чо… Сколько спас людей!

После долгого молчания сын Андрей позвонил:

— Выписывают, скоро прилечу домой в отпуск. Всё нормально!

— Погоди, сына. Правда всё нормально? Не врёшь? А когда прилетишь? А? — Фёдор выхватил трубку у жены: «Ждём, сына, ждём!»

— Пошли в магазин, подкупим, чо там надо, — заторопила жена.

— Чо надо, у меня есть. Остальное спечёшь да сваришь, — буркнул он ей в ответ.

***

Сын приехал через два дня: хромая, вышел из незнакомой машины, за рулём которой сидел военный и, стараясь сильно не припадать на ногу, зашёл в ограду.

— Сыноооок! — бросилась мать навстречу. Вцепилась худенькими своими ручонками в форму на плечах, прижалась, впитывала в себя каждую клеточку сыновьего тела, запаха, трогала непривычную бороду на лице.

— Всё нормаально, мама…, всё нормально, чо ты…, — растерянно бормотал он, обнимая шершавыми грубыми ладонями её спину. Спина эта, в простеньком китайском халате, была столь худа, что слышны были под пальцами все рёбрышки. И от ощущения этой материнской хрупкости щипало в его в ресницах, хоть и не положено так бойцу.

Из огорода выскочил Фёдор на вскрик Татьяны, сграбастал обоих своими ручищами:

— Сынок! Ёлы-палы! Борода-то, чистый душман! — бормотал он, хлопал его по камуфлированной спине и подозрительно хлюпал носом.

— Привет, батя, осторожнее, сильно не шатай. Я и так ушатаный маленя!

Отец ослабил ручищи и заглядывал в изменившееся лицо сына. Казалось, за эти четыре месяца он стал старше на сорок лет. Улыбался, а глаза серьёзные, строгие, чужие какие-то.

— Мать… Да пошли скорей в избу, висишь на парнишке! Пошли, сына. Щас, щас… Не, — он резко остановился: «Мать, ставь там чайник, я пойду в бане подтоплю. Там мигом, мигом, сына. Идите в избу».

Сам скоренько подтопил каменку в бане, стараясь успокоить себя в полутьме. Всё сыновы глаза из головы не шли. Раньше — смеющиеся, искрящиеся, живые, а тут — будто сын вдруг стал старше отца…

За столом через полчаса ел только Андрей. Родители, склонившись над столом, подались к нему всем телом, да так и застыли, слушая короткие его рассказы, больше похожие на междометия.

— Страшно там, сына?

— Нормально, мам. Не страшно токо дураку. Где страшно, прячемся, куда денешься, не на гулянке.

— Одёжа-то добрая у вас? Броники?

— Добрая, батя. Броники, да, помогают.

— А Колька не рядом? Давно не звонил, неделю-больше нету звонка, — Татьяна отодвинула в сторону бесполезную «Нокию».

— Так-то рядом были, часть-то одна, и подразделение одно. Но я после ранения в санбат и госпиталь, а он там. А там, мам, шипко не позвонишь. Выйдут на перекур, и позвонит… Щас полегше стало: мобилизованные, добровольцы. Вначале-то тяжко было…

— Добровольцы, гришь? Оттуда же? — не удивился Фёдор.

— Отовсюду, батя. Один из Владивостока на своём джипе приехал сына-морпеха выдернуть, да и завис у нас. С сыном вместе воюют. Да и так, идут, с виду совсем не совсем старики, за пятьдесят-шестьдесят, а туда же. Но молодцы, чо зря говорить. Ваше поколение вроде даже и посильней, — уважительно сказал сын. Потом скептически взглянул на своего отца — почти беззубого, изрезанного, будто ножом, морщинами, и улыбнулся:

— Но, к тебе, батя, это не относится.

— Чо это… не относится? — напрягся Фёдор. — Ты не гляди, што у меня грудь впалая, зато спина колесом! — заявил со смешком, но запальчиво.

— Да пропил ты свою силу, вот чо, — напрямую ответил сын. — Мам, я посплю с дороги. А потом и банька подоспеет…

— Не, ты погоди, — Фёдор даже оторопел. — Я ить и не выпил за встречу ни рюмки сёдни, а ты — «пропил». И потом, мне ведь всего полтинник с хвостиком. Просто морда старая.

— А за жизь скоко выпил, а? Ладно не пыжься, не обижайся. Я пошёл, часок хотя бы вздремну, — осоловело сказал сын и скрылся в бывшей своей комнатке.

Через пару часов он проснулся и подался в баню с отцом. Подивился новым доскам на полу:

— Сам?

— Ну не мать же!

Фёдор, путаясь в одежде, разделся. Слова сына задели за живое, и какое-то беспокойство грызло теперь душу. Вроде и радость — сын рядом, и заноза эта. Будто он — совсем уж никчёмный отец. Ни доску в бане заменить, ни на фронт сходить…

Продолжение следует.

Все материалы рубрики «Читаем»

Елена Чубенко
Иллюстрация художника
Андрея Сибирского
«Читинское обозрение»
№17 (1813) // 24.04.2024 г.

Вернуться на главную страницу