В сентябре представилась возможность съездить в село, где прошла большая часть моей молодости, – Олинск Нерчинского района. Ждал этого момента с волнением: я уехал из Олинска, где начиналась моя трудовая деятельность в качестве председателя колхоза, в далёком 1969-м… И вот мне уже почти 93, я еду на встречу с прошлым.
Хотя географически Олинск расположен не так далеко от Читы, кажется, что выезжаешь за пределы обитаемого мира. Когда-то существовал паром, соединявший Олинск с крупными поселениями, но однажды, во время сильного наводнения, паром снесло, а денег на новый не нашлось. Теперь нужно ехать длинной дорогой через село Знаменка. А вот и Знаменка. Тут, ещё до Олинска, я работал агрономом, тут вступил в брак с моей женой, с которой мы живём вместе уже более 60 лет…
Вот, наконец, Олинск. Мой приезд стал настоящим событием в жизни села. Были подготовлены выступления, речи, некоторые пожилые люди приехали даже из других сёл, чтобы повидаться со мной. Признаюсь, это глубоко тронуло меня: прошло уже 46 лет с тех пор, как я покинул это место, а оказалось, что меня всё ещё помнят; и хотя большинство моих былых товарищей уже покинуло этот мир, они передали рассказы обо мне своим детям и внукам…
Подошла пожилая женщина, спросила, помню ли её. Я не мог узнать, и она рассказала, что в свой первый приезд я спросил, как её зовут, и она ответила: «Паша!». «Красавица наша!» – тут же срифмовал я тогда. И я вспомнил юную красавицу Пашу Бакшееву, которой тогда было лет 17. В ту пору мне самому было около 30, и, чего греха таить, я заглядывался на девушек. Мы радостно обнялись.
«А помните, как мы с вами опускали первый камень в траншею, под фундамент будущей школы?» – спросил меня чей-то голос. «Это был Петя Конаков, маленький мальчик, который на следующий год пошёл в первый класс в новую школу», – вспомнил я. «Я и есть тот самый Конаков», – сказал мне уже седой мужчина. Подходили и другие, говорили, улыбались. И по мере того, как они окружали меня, казалось, что прошлое воскресло, и я видел это место таким, каким оно когда-то было…
Тяжелейшие послевоенные годы. Разруха, нищета, беспризорничество. Особенно тяжёлым для меня, как для директора попечительского совета, было посещение детского дома, расположенного в селе. Хлебнув горя в юности, я хорошо знал, как тяжела доля колхозника. В неполные девять лет начал работать в колхозе, собирая долгоносиков на полях, и, как и взрослые колхозники, получал оплату в трудоднях. Я выжил в 1932-33 годы, когда умерли от голода мой дедушка, обе бабушки и семь их детей. Я был узником немецких концлагерей, 52 дня провёл в камере смертников.
Жизнь в колхозе имени Калинина, с которым мне суждено было связать свою жизнь, была в то время угрюмой. Денег не было ни у кого, колхоз давно уже ходил в должниках. Да и новоиспечённый председатель жил не лучше. Я в ту пору выглядел несолидно: молодой, тощий, брючонки большего размера, да и те единственные. Я носил их до тех пор, пока не протёр на колене дыру. Заштопать тоже было нечем. Тогда я отрезал кусок материи снизу и пришил заплатку на колено. Так и ходил.
Поэтому, став председателем колхоза, я решил сделать всё, что в моих силах, чтобы улучшить жизнь простого человека. Старался гарантировать справедливую оплату труда.
В ту пору рыночная цена зерна была 3 рубля за килограмм. А я разрешил продавать колхозникам зерно по 5 копеек за килограмм, а в отчётах указывал это зерно как отходы. И так мы продавали от 800 до 1000 тонн в год. Благодаря этому колхозники смогли позволить себе держать и скот, которые обеспечивал их продуктами и дополнительным доходом. Благосостояние их резко улучшилось. Не довольствуясь этим, я постепенно увеличил оплату труда в 16 раз – и всё это только за три первых года моей работы. Трудились много и тяжело, но зато сумели в итоге обеспечить себе достойную жизнь.
На второй год моей работы в должности председателя были построены мастерские, без которых нельзя было и думать об успешном развитии хозяйства. Следом возвели дом культуры, и только после этого приступили к строительству жилых домов и животноводческих помещений, построили полностью механизированную молочно-товарную ферму с двусменной работой, две школы. Колхозники убедились, что своим трудом можно обеспечить нормальные условия для жизни и отдыха.
Всегда знал, что человеку нужно не только есть и пить, что духовная пища важна не меньше, что именно она делает человеком. Я гордился домом культуры. Он был моим детищем от первой до последней доски, от крыльца до крыши. Он был самым большим в окрестностях, в нём было 500 мест, тогда как даже в нерчинском – только 350. И колхозники любили его, охотно собираясь в нём по вечерам. За большие деньги колхоз нанял в Чите художников, которые украсили наш ДК, и созданные ими полотна украсили его стены. Занавес сшили из самой модной ткани – дорогого плюша.
Дом культуры стал сердцем нашего села, и оно весело стучало, наполняя оживлением всё вокруг. Если в Читинскую область приезжали артисты, они обязательно, кроме Читы, посещали Олинск. Там выступали деятели культуры из Москвы, из Киева, с Кавказа. Однажды приезжал цыганский хор – сколько же было радости!
Наш колхоз гарантировал актёрам оплату, а билеты мы продавали сами. Не всегда удавалось вернуть потраченное, но мы были уверены, что игра стоит свеч. Оборудованный по последнему слову техники кинотеатр позволял демонстрировать широкоформатные фильмы, которые нельзя было показывать в старых залах других сёл. Как же гордились наши жители, когда к нам приезжали из соседних Зюльзи, Олекана, а наш дом культуры гостеприимно распахивал всем свои двери! Соседи завидовали: не очень-то просто добираться до Олинска 12-18 километров, чтобы посмотреть фильм или концерт. Но они всё равно ехали, обычно бортовыми машинами, предвкушая встречу с прекрасным.
В этом ДК проходили собрания, и в такие дни он был заполнен до отказа. Отсюда обращались к жителям руководители области. Здесь проводились областные семинары секретарей парторганизаций и главных инженеров, состоялся областной слёт выпускников средних школ под лозунгом «Наш выбор верный – из школ на фермы!».
А танцы! Почти каждый вечер в его стенах звучала музыка, и весёлые парочки пускались в пляс. Эх, куда всё это ушло…
В тёмные 90-е я однажды приехал побродить по былым местам. Что за печальная картина! Какой-то мерзавец (иначе его назвать не могу) решил уничтожить колхоз и на его месте создать фермы. Колхоз поделили, раздав собственность – скот, землю, технику – нескольким любимчикам начальства, а те всё пропили за пару лет. Зарезали скот, продали технику, постройки развалились от невнимания людского. И не стало в Олинске источника заработка. Кто мог, бежал оттуда.
Не стало садов Олинска, украшавших когда-то его улочки. Воры украли доски из палисадничков, а без этой преграды козы объели акации и берёзки. Посёлок стал пыльным, часть домов была заброшена, многие умерли. Но самым печальным выглядел дом культуры – окна его оказались заколочены досками, и он стоял среди села, точно слепец с бельмами на глазах…
В то время начала протекать его крыша. Если бы тогда нашлись деньги и люди, чтобы заменить часть шифера, он мог бы спокойно стоять и дальше. Но в 90-е денег на культуру не было. А дождь всё лил и лил…
И вот я снова в доме культуры. Увы, ситуация не улучшилась. Функционирует всего одно крыло. Зал для выступлений и кинотеатр заколочены досками, давно не стало танцев. Кое-как функционируют приютившиеся с краю библиотека, музей и сельская администрация. Но и они живут в постоянном страхе, что рухнет прогнившая крыша.
Дом культуры теперь похож на умирающего, в ком еле-еле теплится жизнь. Если замрёт сердце Олинска, погаснет и село. Умрут старики. Уедут и не оглянутся молодые. И даже если заноет когда-нибудь у них тоскливо сердце, вспоминая родное село, речку Нерчу, черёмуха за окном, то они тут же отгонят это ощущение: в родном селе больше нечего делать.
Признаюсь, когда я уезжал, олинцы очень просили меня похлопотать перед начальством о доме культуры, о его крыше. Денег на ремонт в скудной сельской казне нет, нужно просить выше, ведь его ещё можно спасти. И я обещал. Верю, что найдётся такой человек, который поможет деньгами, и будут сотню лет спустя рассказывать олинцы своим детям о том, как был спасён ДК, а с ним и село.
Все материалы рубрики "Темы"
Иван Гаврилович Проценко
Фото М. Иванова
«Читинское обозрение»
№41 (1369) // 14.10.2015 г.
Мой отец, Федор Никандрович Эпов, родился в с. Олинск в 1908г. Его отец был китайского происхождения.Он был крещен с.Зюльзя. Был женат на Катанаевой…
Читать ещё ↓
Мой отец, Федор Никандрович Эпов, родился в с. Олинск в 1908г. Его отец был китайского происхождения.Он был крещен с.Зюльзя. Был женат на Катанаевой Дарье. Родители отца рано умерли, оставив 16 летнего пацана с тремя сестрами. Они переехали в В. Дарасунский. С тех пор, они не разу небыли на Родине… А мне вот, на старости лет, ( мне 73 года) почему то, стал часто сниться Олинск. Я там никогда не был и близко не видел это село. Что это??? Отец похоронен в пос. Холбон. Шилкинского р-на.А я уже 40 лет живу в Калуге. Как будто магнитом тянет к Вам в село.