Сложно себе представить «Читинское обозрение» без мудрой и доброй колонки Елены Викторовны Стефанович. Казалось, она, как Дон Кихот, готова была изменить этот суровый мир своими маленькими зарисовками, написанными без зауми и мудрствования, нередко о том, что взволновало её до глубины души, отказываясь понимать, что кругом — ветряные мельницы.

Моё знакомство с Еленой Стефанович началось, конечно же, с её книг. Поразили её стихи в первую очередь. Проза была мощной и сильной, но страшной. Для меня, пожалуй, вдвойне, потому что я сама тогда работала в милиции и, практически всё, о чём рассказывала она в своей прозе, видела в проявлениях самой жизни. За исключением, пожалуй, «Дурдома», который был для меня открытием той, «зарешёточной», жизни.

А вот стихи её были, конечно, потрясением! Казалось, это не старательное подыскивание рифм, как нередко бывает у тех, кто называет себя поэтом, а попытка записать стремительно падающие сверху строки.

Поскольку в то время я не занималась литературой, моя личная встреча с Еленой Викторовной произошла только в начале сентября 2001 года. Я вышла после семинара «Подбирая слово к слову» на книжные аллеи. Была несколько расстроена — отправленные на семинар рассказы были подвергнуты критике, я не со всем была согласна (как все начинающие). Но оставалось радоваться, что это был не критический «разнос», а наставления. И вот там, в аллеях, я и встретилась с Еленой Стефанович. Она меня обняла и сказала следующее: «Я читала твои рассказы. Тебя сейчас начнут учить, как писать. А ты никого не слушай и пиши, как пишешь, сердцем». И подарила мне книгу «Дурдом», что лежала возле неё на столике, подписав «Елене Чубенко, моей коллеге, уже Писателю. 01.09.2011 года».

Меня смутила эта надпись — до моего вступления в Союз писателей России было ещё пять лет. Но этот «аванс» окрылил, и именно к Елене Викторовне я бежала со своими рукописями, а потом — с новенькой книжкой. Это был единственный человек-автор, которого я не боялась, и знала, что мне всегда рады и всегда подскажут, не с позиций заоблачной высоты, а как коллега коллеге.

И её отзывы о книге, спектакле в газете или на читинском телевидении вызывали интерес и ко мне, потому что Елену Стефанович читали и слушали все, а Чубенко никто не знал.

В моих «Солнцем поцелованных» — её предисловие, открывшее путь новенькому сборнику. Я не побоюсь назвать её своим Учителем, хотя она и не читала лекций по писательскому мастерству, и не давала советов. Мы беседовали чаще о жизни, нередко — о проблемах в её семье. Сколько их сыпалось на её всклоченную головушку — и не перечислить. И порой остро требовался мой совет юриста. Помню, как у неё арестовали счёт, куда шла пенсия, и она осталась буквально без средств к существованию. По счастью, всегда находились люди, помогавшие ей по мере сил и финансовых возможностей. Их было то больше, то меньше, но они всегда были.

Комнатка в общежитии на Богомягкова, в которой она жила, была пристанищем, а уж никак не жильём автора бестеллеров. Просто свою личную квартиру, с таким трудом ею полученную, она продала, чтобы помочь обустроиться детям.

Ей не пришлось пофорсить в нарядных вещах и красивых причёсках. Всё время было что-то, что нужней и неотложнее. И мешковатый пиджак был, наверное, единственным нарядом на выход. И не хватало порой на самые необходимые лекарства, без которых просто беда. Лечение диабета она попросту однажды заменила на топинамбур, у меня он рос в больших количествах и, по её мнению, был куда лучше всех лекарств. Помню, я попросила своих знакомых, так как сама не могла вырваться из Улёт, подбежать к ней и принести анальгетики — она мучалась от сильной зубной боли. Приятели, увидев условия, в которых живёт знаменитая Елена Стефанович, взяли список самых необходимых лекарств, а потом ещё и прикупили продуктов, после совета со мной — с учётом её диабета. Она позвонила и заплакала — ей принесли внушительную «потребительскую корзину». «Ленка, вот говорят: «Бог дал». Спасибо тебе и твоим друзьям. Я даже имени не спросила. Их мне сегодня точно Бог дал».

Самое обидное, что неприятности сыпались на Елену Викторовну, как из дырявого мешка. Даже её стихи умудрись украсть, напечатать, а потом её, автора, выставить плагиатором! Пока разобрались, доказали предъявлением сборничка, который вышел, кажется, пока ещё горе-автора и в помине не было, было унесено столько нервов и здоровья. И краевые газеты всерьёз обсуждали «плагиатора» Стефанович. И даже её любимые ученики, которых она учила поэзии, приложили к этому руку.

Потому что поэзии, может быть, и можно научить, а порядочности — сложно. А потом, «ложки нашлись, а осадочек остался», как нередко грустно шутила Елена Викторовна. Но, самое главное, все эти беды не сломили и не озлобили её, и она не растеряла ни грамма своей доброты, искренности и честности…

Очень пусто станет на семинарах по поэзии. Веское слово Елены Викторовны многое значило и многим дало настоящую путёвку в жизнь. Только ещё выше поднялась на небосклоне звёздочка по имени «Елена Стефанович». И пророчески звучит:

Я — Человек.
В любви, тоске, печали
Я созреваю для великих дел.
Смеётесь вы? Грохочете мечами?
Не спите в злобе долгими ночами?
Как жалки вы! Но это
— Ваш удел.
Я — Человек.
Сквозь горести, заслоны
Иду всё выше.
В горле — горький ком.
И дух мой не унижен и не сломлен,
Светить вам будет ярким маяком.

Все материалы рубрики "Золотой фонд" земли Даурской"
 

Елена Чубенко,
член Союза писателей России
«Читинское обозрение»
№26 (1666) // 23.06.2021 г.

Вернуться на главную страницу