В течение трёх лет декабристы содержались в Читинском остроге. Сюда из Петербурга за ними последовали жёны. Один из декабристов, Дмитрий Завалишин, остался на поселении в Чите. К 1830 году в Петровском Заводе была построена тюрьма для врагов царя, декабристов перевели туда. С 1835 года декабристам было позволено отправляться на поселение – в определённые для них места. Иван Горбачевский предпочёл остаться в Петровском Заводе.
Предназначение доказывать делами
Жительница Новосибирска Татьяна Владимировна Ситникова – прапраправнучка декабриста Николая Бестужева. Об этом сама узнала лишь в 1980 году. С тех пор она частый гость петровчан. Нынешняя её поездка – пятая.
– Как я могу не поехать? Меня ждут, встречают как родную.
А началось всё 16 лет назад, когда житель Бурятии Василий Иванович Петров, краевед и декабристовед, решил разыскать потомков Николая Бестужева, живущих в СССР. Праправнуков Алексея Старцева, сына Николая Бестужева, он отыскал во Владивостоке. Другая ветвь – по дочери Николая Александровича Бестужева Екатерине и его зятю Николаю Гомбоеву – отыскалась в Новосибирске.
– Праправнуки Бестужева и мы, их дети, впервые встретились в Селенгинске. И с тех пор не теряем друг друга из виду.
– Что передалось потомкам от Николая Бестужева?
– Вернее, от ветви Бестужевых. Отец декабриста Николая Бестужева был педагогом, написал трактат о воспитании. Сам Николай Александрович – в свои 19! – был назначен в Морском корпусе воспитателем кадетов: по той причине, что на выпускных экзаменах показал исключительные познания. Он вёл астрономию, географию, физику и обучал будущих гардемаринов морской практике.
И в нашей родове много педагогов, воспитателей. Я работаю в частной школе воспитателем. Моя дочка Елена историк, окончила с красным дипломом Новосибирский педагогический университет. Ещё в старших классах школы начала собирать материал о потомках Бестужевых. В девятом классе со своим сообщением была в Москве. Получила в награду серебряный крест и звание «Достояние Отечества». Продолжает работать над проектом «Вклад представителей рода Бестужевых в развитие мировой цивилизации». Тем более нас, «бестужевцев» по крови, можно встретить и в России, и в Эстонии, и в Австралии.
– А каким бестужевским заветам следуете в своей жизни?
– Отец Николая Бестужева написал трактат о воспитании. Там есть такие слова: не следует кичиться своим родом, а доказывать предназначение делами. Это и моё кредо.
Мой прапрапрадед Николай Александрович Бестужев даже на каторге не опустил рук. Писал акварельные пейзажи – они сохранились, портреты своих друзей-декабристов, их жён. На поселении мастерил табуретки, повозки, разработал уникальный хронометр.
Жизненная энергия и творческая жилка помогли ему выжить на каторге, вести достойную жизнь на поселении. И мы, его потомки, делаем обычные будни более яркими, осмысленными. При частной школе, где я работаю, есть самодеятельный театр. С постановкой «Том Сойер» мы даже выезжали на международный фестиваль любительских спектаклей в Сочи. Я в нём костюмер, художник-дизайнер.
На улице Горбачевского
Петровчане сохранили дом, в котором жил И. Горбачевский. Поначалу в нём размещалась городская библиотека. Сейчас дом передан музею декабристов. Улица прежде носила название Большая. Переименована в улицу Горбачевского.
Во время фестиваля в доме-музее И. Горбачевского была открыта выставка местного художника Николая Михайловича Полянского. В одной из комнат размещены офорты, литографии и картины художника. На них самые памятные моменты жизни декабристов в Петровском Заводе. Вот узники петровской каторжной тюрьмы обучают грамоте заводских детишек. На другом – приём неимущих больных доктором (декабристом) Вольфом. Несколько работ художника посвящено трагическим моментам в судьбах декабристов.
На одном из офортов – похороны декабриста Пестова, первым из узников петровско-заводской тюрьмы ушедшего в мир иной. Декабристы несут на руках гроб с телом своего друга. Они согнулись не столько от тяжести ноши, сколько от своих печальных дум. Неужели и им предстоит такая безвестная кончина на чужбине? На взлёте. Когда ум ясен, а приобретённые знания ждут применения, когда руки горят в ожидании дела… Художник, казалось, вместе с участниками скорбной процессии переживает внезапно настигшее их горе. Вместе с ними переосмысливает жизнь. Возможно, именно тогда у декабристов окрепло решение: и тут, на сибирской каторге, в захолустье, можно быть полезными людям, приносить пользу… Лишь тогда жизнь не пройдёт впустую.
Потрясает офорт – отъезд Никиты Муравьёва из Петровского Завода на поселение.
Николай Михайлович Полянский много работ посвятил жизненной голгофе декабриста Ивана Горбачевского. Чтобы лучше понять своего героя, читал его этнографические труды, воспоминания о нём декабристов, подолгу сиживал в его доме, чтобы почувствовать ауру. Уверял: «Эти стены помнят Ивана Ивановича, впитали его дух».
Прибегал к помощи сотрудницы музея Н.И. Беломестновой: «Расскажи мне о Горбачевском. Что он любил? Что его тревожило?». Разве это? Горбачевский часто ходил на местный погост. Выбирал место своего будущего захоронения. Ему хотелось, чтобы с холма был виден его дом, где прошла жизнь, где встречался с друзьями и близкими ему людьми, где велись жаркие споры о судьбах Отечества. «Вот тут, на этом холме он обычно сидел». «Нет, – возразил Полянский. – Не сидел, стоял. Непременно стоял! И волосы его развевал ветер».
Это последняя работа Николая Михайловича. На полотне художника мы видим могучую фигуру декабриста Горбачевского. Он стоит на холме. За ним погост, где захоронения его ушедших в мир иной друзей-декабристов, склеп доброго ангела петровских узников Александрины Муравьёвой. Иван Иванович подставил свою грудь свирепым сибирским ветрам, защищает дорогие ему могилы.
Последняя незавершённая работа художника Полянского. Поэтому на месте лица у его героя на полотне – размытое пятно. Но эта незавершённость потрясает зрителя больше всего.
Мы все когда-то уйдём. Что защищали при жизни? Что оставим после себя?
На улице, которой нет
Не ищите в Чите улицу имени Дмитрия Завалишина, декабриста, неординарной личности, человека, много сделавшего для Забайкалья. Да и страницы его семейной жизни словно стёрты ластиком из памяти читинцев.
Историю любви французской модистки Полины Гёбль, приехавшей на заработки в Россию, воспел её соотечественник писатель Александр Дюма. Со слов учителя фехтования, служившего в доме Анненковых. На склоне лет писателю довелось встретиться с героями своего романа. Но в оплывшей Прасковье Егоровне Анненковой он не узнал своей героини: юной, порывистой, безрассудной в любви. Ещё бы! 18 родов, и лишь семеро ребятишек выжило; да и преклонные годы, когда одолевают болезни, не красят. В брюзгливом, жестоком с домочадцами Иване Анненкове тоже трудно было распознать пылкого любовника, романтичную натуру… Продолжения романа не последовало.
Прасковья Егоровна сама перед смертью диктовала своей дочери воспоминания: всё больше бытовые, «приземлённые» подробности из собственной жизни и жизни других женщин – жён декабристов. О том, как дворянки учились варить каши, а сама Прасковья хозяйничала на огороде и отчаянно торговалась с заезжими бурятами о цене продуктов… И, вот парадокс, от этого они, женщины высшего света, нам намного ближе и понятнее.
Но история любви нашей землячки Апполинарии Смольяниновой – жительницы Читы! – дочери горного инженера, не вдохновила ни одного из писателей. А девушка она была необыкновенная. Красавица. Хорошо образованная, воспитанная. Одна из лучших невест в Забайкальском горном округе. Её руки и благосклонности добивались многие молодые люди из знатных семейств… Апполинария всем отказывала. Она дала слово юному арестанту Дмитрию Завалишину и верно ждала его десять лет, пока он отбывал наказание в тюрьме. В 1839 году ему разрешили выйти на поселение, и они обвенчались. Прожили недолго. Апполинария сгорела от лихорадки, вернее, от мук совести. Она была до болезненности честная, но ей пришлось уступить матери, не желавшей отпускать дочь в другие края, и… утаить правду от мужа: это её и сгубило. Похоронена у стен Михайло-Архангельской церкви. Но место её могилы утеряно. Нет в читинском музее декабристов ни фотографии, ни портрета этой молодой женщины. Нет воспоминаний современников – просвещённых купцов, чиновников, бывавших в доме Завалишиных. Никто из читинцев не пытался записать рассказы, а позднее – мифы старожилов города об этой супружеской чете.
Ну, не обидно ли! Мы готовы восторгаться поступками юных француженок, модистки Полины Гёбль и дочери гувернантки Камиллы Ле Дантю, предложивших себя в жёны разжалованным офицерам-декабристам. Но не оценили подвиг любви и верности молодой женщины-сибирячки. Нашей землячки… Увы, до сих пор так и не нашлось своего – забайкальского! – Дюма, чтобы воспеть её судьбу.
Карт-бланш для края
В 1982 году в Чите – в связи с открытием музея в бывшей Михайло-Архангельской церкви – проходила Всесоюзная научно-практическая конференция о том, как грамотнее распорядиться наследием декабристов. Тогда говорили и о том, как неубедительно подан переход декабристов из Читы в Петровский Завод, что нужно выяснить, какие были метеорологические условия, погода, чем и как их кормили, чем занимались в пути… И 34 лет не прошло, как презентован проект «Верстовые столбы» (подробнее – на стр. 1). На «круглом столе», посвящённом перспективам туризма, этот проект Галины Самариной нашёл одобрение. Краеведы, путешественники, художники, музейные работники уверены: маршрут «По пути декабристов» будет востребован туристами. Горожане смогут провести свои собственные «днёвки» на природе: переночевать в бурятской юрте, отведать бурятского бухулёра и поз, посетить скотоводческую ферму, устроить катание на лошадях. Интерес у туристов есть. Нужно только довершить начатое.
Все материалы рубрики "Темы"
Нина Коледнева
Фото автора
«Читинское обозрение»
№33 (1413) // 17.08.2016 г.
0 комментариев