Главная / Авторы / Тамара Пенягина / В застенках НКВД
В застенках НКВД
Зверства хорхоринцев в годы репрессий


Василий Александрович Антипин родился в 1905 году на прииске Белогорье Иркутской области в семье горного инженера. После окончания совпартшколы в г. Канске направлен на север Забайкалья для организации колхоза в п. Тунгокочен. В 1937 году переведён в п. Калакан и назначен помощником первого секретаря Витимо-Олёкминского окружкома компартии. В 1938 г. репрессирован. Реабилитирован посмертно в 1996 г. 25 апреля ему исполнилось бы 111 лет. С 1940 года связал судьбу с журналистикой, работал в редакции газеты «Забайкальский рабочий», был редактором ряда районных газет. Дочь В. Антипина Тамара Пенягина, тоже журналист, предоставила воспоминания о зверствах хорхоринцев в годы репрессий по рассказам отца.

В таёжный посёлок Тунгокочен прибыл новый секретарь райкома партии Семёнов. И сразу начал удивлять северян разными «чудачествами». Перво-наперво водрузил над входом в здание огромную вывеску: «Тунгокоченский районный комитет Коммунистической партии (большевиков). Секция Коммунистического Интернационала». Все стены завесил несуразными лозунгами. Повелел построить мост через болото прямо к крыльцу его квартиры, соорудить два кресла в клубе перед сценой – для него и жены. А когда умерла его двухмесячная дочь, приказал повесить на избах приспущенные траурные флаги, собрал всех на похороны и произнёс речь: «Наша революционная семья скорбит о потере безвременно ушедшей дочери»… 

Поначалу его сумасбродство смешило людей, потом стало не до шуток. Он начал зачитывать на бюро и собраниях анонимные письма, как потом выяснилось, сочинённые им самим. Якобы какие-то враги завелись в посёлке, грозят разорить колхоз, а коммунистов перебить. Чем дальше, тем больше. Однажды он поставил всех охотников в караул. Пришла, мол, анонимка с сообщением: в окрестностях бродит грозная банда, делает предупреждение: «Все русские коммунисты уезжайте, откуда явились, а эвенки – в тайгу подальше. Иначе смерть вам будет». Зачитав письмо, Семёнов таинственным голосом добавил: 

– Из Нерчинской тюрьмы бежало 300 арестованных, идут в Тунгокочен. И с Юмурчена подходит банда в 50 человек.

Схватились мужики за берданки, в 40-градусный мороз рыщут по тайге, по ночам патруль выставляют. Самые опытные следопыты не могли отыскать нигде никаких следов, кроме звериных. Да и на что позарится кто-то? Колхоз хилый, люди бедные. Богатеи давно угнали тучные стада в таёжную глушь, их днём с огнём не сыщешь. Много позже в центральных газетах писали: нашли в 1948 году род эвенков в тайге, которые не знали, что в стране советская власть, думали, всё ещё живут при царизме. Вот как можно укрыться в наших краях.

Месяц бедовали мужики на холоде, потом плюнули: «Да у нас сроду банд не бывало!». Разговорился как-то председатель колхоза Антипин с техническим секретарём райкома Карепиным. Они с ним дружили. Тот по большому секрету рассказал, что Семёнов завёл чёрный список. В него заносит неблагонадёжных коммунистов, передаёт кому-то. Приезжают какие-то люди, наводят справки, склоняют соседей, знакомых писать компромат, заводят дела на подозреваемых, а потом их тайно арестовывают и увозят. В конце Карепин добавил: «И ты в том списке». Посоветовал искать правду в Калакане, в окружкоме партии. Первый секретарь Костенко всегда был расположен к Антипину, внимательно выслушал его, сказал, что уже не одно заявление поступило о головотяпствах Семёнова, пообещал разобраться. Предложил Антипину перебраться с семьёй в окружной центр, а работать его помощником.

Всё устраивалось как нельзя лучше. Да, видать, от судьбы не уйдёшь. Произошло загадочное убийство С.М. Кирова. Слухи об арестах врагов народа докатились до далёкого Калакана. Запестрели газетные страницы описаниями их злодеяний. В стране объявлен красный террор. Выискивать и уничтожать врагов в таёжном краю из центра направили и назначили начальником окружного отдела НКВД Калинина, его помощником Шикова. И заработала «машина». Арестовали председателя окрисполкома Кабакова. Костенко взяли в Москве во время командировки. Начали хватать других членов окружкома партии, прихватили и группу строителей. Рабочих тут же расстреляли лично Калинин и Шиков без суда и следствия. Скоро все коммунисты посёлка, в том числе и Антипин, были в тюрьме.

Когда его со связанными руками и под наганом привели туда ночью и втолкнули вовнутрь, он чуть не задохнулся. В комнате размером не более 30 кв. метров находилось 40 человек. Его обступили знакомые, все – калаканцы. Были там его друзья Арсентьев и Домашевский.
– Давай рассказывай, что творится на воле!

Они расспрашивали его о детях, жёнах, о том, что пишут в газетах, говорят по радио. А потом сами рассказали о пытках, которые учиняют садисты Калинин и Шиков, чтоб признавались, что они враги народа.

– На днях они прикончили начальника геологоразведочной партии Мордасова. А какой умница был! Он недалеко от Калакана молибден нашёл, залежи имеют промышленное значение. А Калинин его принуждал во вредительстве расписаться. Десять суток без сна человека держали, били, чуть живым в камеру забросили. Он так ничего и не подписал. Его увели на очередной допрос. Он не вернулся. Дежурный милиционер Глызин сказал, что его прикончили те палачи.

Антипин обратил внимание, что все сокамерники чем-нибудь занимаются: кто фигурки лепит из хлебного мякиша, кто нитки на конце полотенца выдёргивает и в кисточки заплетает для красоты, кто топчан починяет. Это старший по камере Павлов приобщил всех к делу, безделье, говорит, всех губит, а сам то книги Джека Лондона пересказывает, то поэмы Пушкина наизусть читает. Почтительно обратился к нему новенький: «Посоветуйте, чем мне заняться?». Тот посоветовал: «Ты, я вижу, грамотный, попробуй стихи писать». А ведь верно! В юные годы он любил их сочинять. Товарищи поделились тонюсенькой папиросной бумагой, он нарезал её маленькими листочками, оторвал язычок от ботинка, сделал переплёт. Нашёлся и маленький графит от карандаша. Свою книжицу он спрятал в крошечный коробок из-под спичек. Были в ней стихи о «шпионах»: безграмотной старушке, не знавшей русского языка эвенке, враче Ядвиге, поэма о всей тюремной жизни, этапная песня.

На первый допрос Антипина вызвали неожиданно в 12 часов ночи. Следствие вёл сам Калинин. «У нас есть неопровержимые доказательства, – начал он, – что ты являешься членом контрреволюционной организации. Кто завербовал тебя и кого завербовал ты?». – «Никого, никогда». – «Ах так! Дежурный! Поставь его на стойку». Подскочил милиционер Закорюкин, провёл его в дежурку, поставил лицом к стене: «Вот тут и стой. На стену не опирайся, на пол не садись, а то получишь прикладом по башке». Так простоял он, изнемогая, первые двое суток. На третьи под утро, когда работники отдела после трудов «праведных» разошлись по домам, краем глаза заметил, что караульный уснул в кресле, он присел на корточки, немного поспал. Проснулся – храпит его караульщик. «Вот она, воля! – мелькнуло в голове у Антипина. – Взять ружьё, перебежать дорогу к реке, сесть в лодку и прощай… А что же дальше? Сбежал – значит виноват. Чтобы жить, нужны продукты, боеприпасы, документы». Мысль, что придётся скрываться как преступнику, претила. Он всё ещё верил, что с арестом его и товарищей произошла какая-то ошибка, что их упрятали в тюрьму настоящие враги, которых разоблачат, вот напишут они письмо Сталину… 

Семь суток его терзали на стойке. Четыре раза он терял сознание. Его отливали водой. Наконец, сказал: «Пишите. Всё скажу». – «Раскололся!» – радостно подпрыгнул Калинин, отвёл его в свой кабинет, дал лист бумаги и ручку. – «Потом… дайте поспать». Его отвели в дежурку, уложили на стол. Когда проспался, снова сунули в руку ручку, положили перед ним лист бумаги. Он быстро набросал: «Никогда ни в какой контрреволюционной организации не состоял, никого не вербовал». Его подхватили и увели в кабинет начальника. Там полупьяные Калинин и Шиков, засучив рукава, избили его и бросили в камеру. Когда он немного оправился от побоев, засунули в каменный пенал, где ни повернуться, ни согнуть ноги в коленях. А когда, через много часов, открыли дверцу, он плашмя, не сгибаясь, упал на пол. 

Изощрённо издевались изверги над «врагами народа». Кого-то раздевали донага, распинали на дереве как Христа, привязав ремнями. Освобождали от пут, когда мошка заедала так, что тот готов был подписать смертный приговор себе. Если кого-то вызывали после часа ночи с вещами, тот не возвращался. По решению «тройки» его расстреливали. Случалось, на рассвете группой гнали в сосновый лес за посёлком, ставили на высоком яру спиной к Витиму, чтобы тела расстрелянных падали прямо в реку…

Душой сокамерников всё больше становился Кручинин. «Не унывайте, ребята, – говорил он. – Рано или поздно все умрём. Но не надо прежде смерти умирать. Давайте организуем какие-нибудь занятия. Среди нас много специалистов. Вот Кухтин, он геолог, расскажет о строении Земли. Командир танкового батальона Грушин объяснит нам, как устроен двигатель внутреннего сгорания. Будем учить электротехнику. В жизни всё пригодится». Вспоминали то, что изучали в школе, в учебных заведениях. Лекции слушали под щёлканье во всех углах камеры – заедали вши, их с остервенением давили. Каждый, кого водили на допрос, старался стянуть из кабинета начальника газету. Её прочитывали всем миром, потом она переходила из рук в руки, наконец, её разрывали на маленькие кусочки, свёртывали в комочки и передавали в соседние камеры через отверстия, просверленные через стены проволокой. 

Допросы, избиения, пытки продолжались. 15 дней упорствовал Антипин. Сколько раз уже говорили ему товарищи: «Подпиши, что они хотят от тебя. Ведь замучают как Мордасова. Мы подписали, а там что будет, то и будет». 

На очередном допросе после избиений он попросил: «Покажите моё дело». Дали. В сфабрикованном «деле» всё было переврано: год, место рождения, назван сыном кулака из Воронежской области (!). В протоколе было сказано, что Антипин «достаточно изобличается в том, что является участником контрреволюционной правотроцкистской организации». Ему ставили в вину, что вместе с С.А. Мухиным, С.Г. Домашевским, К.Б. Пшеничниковым вербовали в свою организацию неблагонадёжных людей и вели подрывную деятельность в Витимо-Олёкминском округе Читинской области. Постановление о привлечении Антипина к ответственности по ст. 58 и ещё трём статьям подписал начальник окротдела НКВД младший лейтенант госбезопасности Калинин. Подписи самого обвиняемого не было. 

– Ну как? Снова будешь запираться? Начнём всё сначала?
– Да нет. Предъявленные факты достаточно изобличают меня в принадлежности к контрреволюционной организации. 

Калинин быстро подсунул ему список из 41 человека и красный карандаш: «Подчёркивай, кого завербовал». 14 фамилий уже было подчёркнуто.

– Так они уже подчёркнуты. Добавить больше не могу.
– А Радыгин и Ледуэнг? Они же японские разведчики. Вами была создана японо-польская агентура?
– Такой не припомню.
– Опять? А ну-ка поддай ему, Новиков, чтоб память освежить…

Если бы знал тот палач, что скоро и сам попадёт под арест, что точно так же будут издеваться над ним в застенках НКВД… А пока после признаний Антипина дело его направили «тройке» для назначения меры наказания. 

Скоро калаканцев погнали по этапу сначала в Нерчинскую тюрьму, потом в Читу. Теплилась надежда: там разберутся, что к чему. Кручинин наставлял:

– Поставьте вперёд женщин и тех, кто послабее. У них шаг короче. Задним легче будет подтягиваться. Да берегите ноги! Натрёте мозоли – конец. Эти фашисты запросто пристрелят.
И показывал, как наматывать на ноги портянки. 

Калинин подобрал в конвой самых отъявленных милиционеров. Они ехали верхом на лошадях. Всё время орали матом на отстающих, наезжали на людей, подгоняли прикладами: «Подтянись, контра!». На свежем воздухе от голода у заключённых кружилась голова. Многие выбивались из сил, шли, качаясь, как пьяные. Позади всех, едва передвигая ноги, шёл Горынин. Конвойный подъехал к нему, замахнулся прикладом. Собрав последние силы, арестант бросился вперёд, чтобы избежать удара, запнулся за пенёк и упал. 

– Останься с ним, – приказал начальник конвоя одному из сопровождавших и многозначительно на него посмотрел.

Не прошло и десяти минут, как позади еле бредущей толпы раздался выстрел… Это случилось на переходе между падями Пурынья и Богашел. Назавтра недосчитались ещё одного между Боганией и Базаром. В одном зимовье конвой устроил для арестантов днёвку. День был жаркий, вся охрана ушла на речку. Там конвоиры пили вино, купались. Перепившись, беспечно побросали оружие в кучу. Казалось, вот она, свобода. Хватай оружие, стреляй сволочей – и в тайгу. В партии были опытные следопыты-таёжники, знавшие северные места вдоль и поперёк. Но никому и в голову не пришло расправиться с конвоем и сбежать, подобно бандитам. С горем пополам добрались до Нерчинска, отмерив ногами почти 600 километров. Потом партию арестованных доставили на станцию Приисковую и поездом отправили в Читу. 

В трибунал вызвали Антипина сначала в качестве свидетеля по делу группы товарищей, работавших с ним в окружкоме партии. Спросили: «Что вы знаете о сидящих на скамье?». Ответил: «Я знаю, что это – честные коммунисты, вместе с ними работал. Их оклеветали». Хотел он сказать всё, что накипело. Но его остановили и отвели в камеру. Через несколько дней вызвали в кабинет солидного начальника, обращался он с ним на «вы», не допрашивал, а вёл беседу. Незаметно пролетело шесть часов. 
– Вы сейчас пойдёте на свободу, – сказал следователь. – А теперь взгляните сюда. 

Он открыл толстую папку на первой странице. Обрадованный известием о свободе узник не поверил глазам своим. Приговор «тройки» гласил: «Приговаривается к расстрелу». Антипин ошарашенно посмотрел на следователя.

– Ваше дело лежало уже на столе у Хорхорина, – пояснил тот. – Видите, две подписи есть, а его не хватает? Не дошли руки подписать приговор – самого арестовали. Ещё бы сутки и…

Через час Антипина выпустили из тюрьмы. Он вздохнул полной грудью: свобода! Отец разыскал свою жену, мою маму, Татьяну Платоновну. Вместе они отправились в Москву за детьми. Нас с Виктором прятала в дальнем подмосковном селе Суворово Волоколамского района мамина сестра.

При встрече я очень удивилась тому, какая перемена произошла с папкой. Словно какой-то злой волшебник стёр с его лица добрую улыбку. Он был печальным и измождённым.

Все материалы рубрики "Страницы истории"
 

Тамара Пенягина
«Читинское обозрение»
№32 (1412) // 10.08.2016 г.

Вернуться на главную страницу

0 комментариев

Еще новости
8 (3022) 32-01-71
32-56-01
© 2014-2023 Читинское обозрение. Разработано в Zab-Net