В преддверие Дня знаний мы продолжаем рассказ о журналисте и вузовском преподавателе гуманитарных дисциплин Викторе Павловиче Секерине. Девятнадцатого августа, на праздник Преображения Господня, ему исполнилось бы восемьдесят пять лет. Предыдущая публикация о нём в «ЧО» вышла под рубрикой «Дети войны» (№ 19 от 8 мая 2024 г.).    

На улице Заречной жил люд непростой, с норовом. Вот и Валентина Петровна Секерина была такова и держала обычай в праздничные дни навещать бедных и оказывать им помощь. На другой день после победного ликования 9 мая вспомнила она о семье сирот и о сосланных в село несчастных немцах Поволжья. Она принарядила сына Витю и пошла с ним сначала к старикам с сиротами на своей улице, положив в узелок десяток яиц, калач, баночку с молоком и десять карамелек.

Валентине старики подали табурет, а Витя, по деревенскому этикету, не садился, стоял рядом с матерью. Он и сам был полуголоден, но это ему было привычно. И сейчас ему даже не пришло в голову, что калач и конфетки могли попасть в рот к нему. Он очень хотел помочь сиротам и жалел их.

Это была семья армии победителей, бесхитростная и мужественная. У неё ещё теплилась слабая надежда, что отец-солдат вернётся домой, ведь похоронка не пришла. Однако старики давно расспросили ветерана Павла Секерина, возможно ли возвращение, и сделали вывод о невероятной жестокости гитлеровцев и невероятности чуда.

— Осенью откроется школа, – сказала Валя деду с бабкой, выглядев прячущихся за печкой сирот. — Пусть внуки прибегают к моему Вите, он научит их писать.

— Витя уже идёт в школу? — удивились старики, не сказав из такта, что уж больно он мал.

— Ему шесть скоро, — напомнила Валя. — В школу он пойдёт в сорок шестом. Его мой тятя выучил писать, читать и считать.

— Молодец, молодец, — умилились старики.

Дома Витя с матерью взяли новый гостинец и пошли к сосланным немцам…

Крещение батюшкой Байкалом

…Наконец, Вите исполнилось семь лет, он пошёл в начальную сельскую школу. Тетрадки в его сумке были самодельные — сшитые нитками нарезанные листы старых номеров газет, в которых можно было писать в межстрочных интервалах. Все одноклассники писали в таких тетрадках, но из них только Витя станет газетчиком.

В стране, отпраздновавшей Победу, разразился страшный голод. Именно к этому времени относится так называемый «Закон о трёх колосках» — нещадным репрессиям за самое мизерное поедание или утаивание зерна. Страх голодной смерти вызвал небывалый рост преступности. В сорок шестом по стране за хищение хлеба было заключено в лагеря свыше двухсот тысяч человек.

По 1948 году Вите Секерину запомнился случай едва не смертельный:

— В каникулы отец отпросил меня из дому, и я рад был побывать в бригаде на лове омуля. В Посольске мы с отцом двинулись через Сор на лодке и вышли в открытое море. Пристать к берегу мы должны были на Третьей пристани, близ Дубинино. Там стояла бригада. И вдруг — большая сизая туча. Она быстро росла, приближаясь. По воде как ударит! Ветер как засвистит! Отец посмотрел на меня невесело: «Ложись на сети и схватись руками за переборку». Я успел. Поднялась ужасающе высокая волна. Отец сильными руками поставил лодку носом к её гребню и сказал мне привязаться верёвкой к сиденью. Я привязался и неслышно заплакал, что мамы и жизни больше не увижу. Сам не заметил, как уснул. Проснулся от ярких лучей солнца. Берег! «Это Култук, — сказал отец, оглядывая линию гор справа от нас. — Витя, мы живы, это Култук». Через сутки пришли домой голоднёшеньки. Стали искать, что поесть. Открыл отец буфетик. А там туесок с крахмалом. Отец нашёл в печке кипяток, заварил крахмал. И мы эту жижу поели. Так нам обидно стало. Вспоминалось громадное и бурное море, как оно нас хлестало, как мы боролись за жизнь и победили.

В дни Рождественского поста

Осенью Витя заболел корью, которая дала осложнение на ноги. Если отец был дома, он носил сына на руках. Так Витя пятьдесят дней пропустил школу. Но вскоре догнал других учеников и снова учился хорошо. И тут мать решила крестить его в храме. Присмотреть за сыном мог по-настоящему только Бог. На Седьмое ноября, праздник Революции, колхозники получали немного денег, их и отложила мать на поездку в Улан-Удэ.

Первым храмом, возвращённым православным верующим Бурят-Монголии, стала Свято-Вознесенская церковь. Первым настоятелем был назначен протоиерей Василий Корнаков. С февраля сорок седьмого года иеромонах Евгений Краснопёров был назначен вторым священником. Он и крестил девятилетнего Виктора Секерина в дни Рождественского поста с сорок восьмого на сорок девятый год.

Над храмом не возвышались купола и кресты. Маленький Витя в жизни видел только полуразрушенные храмы и не задал матери никаких вопросов. Матери очень хотелось, чтобы батюшка заметил, какой у Вити наряд — серая гимнастёрка с отложным воротником и нашитым поверх него белым воротничком, перепоясанная настоящим армейским ремнём со звездой.

— Ну что, Витя, — батюшка стал доверительно беседовать с мальчиком, — ты сам надумал креститься или мать велела?

— Конечно, велела мама, — отвечал Витя, — а я у мамы послушный сын.

— Слышал ли ты что-нибудь о Господе нашем Иисусе Христе, Витя?

— Ещё бы, — отвечал бойкий отличник, — как родился, всё слышу: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас», «Спаси нас, Господи».

— Молодец, Витя, всё правильно, — обрадовался батюшка, что ребёнок смышлён. — А Бог есть? Как ты считаешь?

— Есть, батюшка, — убеждённо сказал Витя, — я сколько раз мог умереть от голода, болезней и напастей, а не умер.

—А ты, наверное, Витя, председателем колхоза станешь, когда вырастешь?

— Нет, батюшка, не стану! Председатель всегда матерится у нас, а мне мама материться не велела.

— Тогда кем же ты хочешь стать, Витя?

— Журналистом! Напишу, как мой папа воевал, как братик Юрочка умер, как в День Победы мама красивое платье надевала, напишу, что кобыла Лиза у нас сильней любой машины. Про всё напишу.

— Ну, рассказывай, Витя, какие у тебя секреты есть от мамы.

— А вы ей не скажете потом?

— Ну, что ты, Господу такое неугодно, а я Божьим угодником быть стараюсь.

— Мы с папой на лов омуля Байкалом шли и в шторм попали, едва не утонули. Это мой секрет от мамы. Узнает — больше на лов не отпустит. Вот так вот лодка вставала на дыбы!

Витя показал.

— Значит, ты крещение батюшкой Байкалом уже прошёл. Ну и ну, как значительно и весомо!

Отец Евгений был искренне поражён. Вздохнул.

— И я окрещу тебя во Славу Божию.

И Витя был окрещён.

Во имя счастья и свободы…

Больше всего советские люди вырабатывали оптимизма. Его знамя вело их по жизни. А ещё — сопереживание. Неурожай в Китае, Индии, США, Австралии советских колхозников печалил больше, чем собственный. На себя-то плевать! Чем хуже, тем лучше! Где наша не пропадала! На уроках пения в пятьдесят первом году школьники СССР боевито исполняли новую песню «Летите, голуби, летите»:

Во имя счастья и свободы

Летите, голуби, вперёд.

Глядят с надеждою народы

На ваш стремительный полёт.

Третьим качеством советских людей была мечтательность. Большинство и не жило в сегодняшнем убогом, нищем личном настоящем. Мечтали не столько о коммунизме, ведь для этого нужно было знать соответствующую скучную партийную лексику, сколько бессодержательно. Это очень разгружало нервную систему. Это возвышало души. Это уводило в другие города, в моря и океаны, на большие и малые стройки, в тайгу и степи на прокладку новых трасс и линий электропередач.

Вот так и жили…

Вите жить очень нравилось. Тем более, с такими песнями снаружи и в груди. Он шёл в школу то улицей, то полевой дорогой и всё время напевал «Ты беги, беги, дорога…» Он решил стать журналистом, чтобы писать в газеты самое интересное про советских людей, бывать везде. Но пока его дело тоже хорошее — учиться на отлично и по дому матери помогать, нянчить сестру и брата. Продавал в выходные дни по утрам овощи и букеты садовых цветов на поселковом базаре и к учёбе в шестом классе сам себя одел и обул.

На этот период существуют такие красноречивые цифры. Если бы взрослый колхозник захотел приобрести себе костюм, нужен был его полный годовой заработок. За килограмм сливочного масла он должен был отработать шестьдесят трудодней.

Витя купил большую карту мира на стену и новую книжку Николая Носова «Витя Малеев в школе и дома». Карта пригодится, когда ребята, приходящие к нему, чтобы вместе учить уроки, будут находить на ней и запоминать географические названия, больше всего интересуясь ареной новых боевых действий на Корейском полуострове.

Когда книжку читать? Забился на чердак. Когда очнулся от чтения, понял, что мать давно его ищет. Витя спрыгнул вниз. Ивовый прут, которым мать собиралась загонять корову, хлёстко ударил его по спине. Мать гнала и стегала его эти прутом до самой калитки. Мальчик загнал корову, ушедшую недалеко. Потом сел на ступени крыльца и горько заплакал, спрятав лицо в свои трудовые в ссадинах руки. Мать вышла на крыльцо. В растерянности она опустилась рядом и заплакала сама. Она прижимала к себе Витю в его старой заношенной курточке, гладила его волосы и причитала:

— Ах ты жизнь, распроклятая наша каторга! Как же мы так живём, что парнишке и книжку почитать некогда?! Да пропади всё пропадом! Долго ещё мы будем маяться на этой земле, будто проклятые?!

Так вдвоём они горько плакали, сидя на крыльце, второй раз вдвоём на том же месте, как это было после объявления Победы в мае сорок пятого года.

Восьмиклассник Каменской средней школы Виктор Секерин (слева с краю, рядом с учительницей)

Шаг к мечте

Витя одним из немногих в своем селе стал девятиклассником. Остальные дети пошли работать. В двух девятых классах Каменской средней школы было двадцать три парня. Их воспитанием занимались учителя-мужчины, бывшие фронтовики. Он вспоминал:

— У всех у нас были не только настоящие учителя, но и умные мамы. Они понимали, что мужчин воспитывают мужчины и вмешиваться женщинам в это святое дело никак нельзя. Я вычитал в одной библиотечной книге древнеримскую пословицу: «Плавать по морю необходимо, жить не необходимо». Осенью, когда мы копали картошку, на нашем огороде я нашёл монету петровского времени — медный позеленевший от времени пятак, верно, оброненный моими предками, первопроходцами Сибири. О своей находке я написал заметку в Кабанскую районную газету «Прибайкалец». Заметку напечатали. Я окончательно тогда решил стать журналистом. Для будущей учёбы я выбрал факультет журналистики Уральского госуниверситета в городе Свердловске. Когда я сказал об этом отцу, он покачал головой: «Смотри, Витька, мы ничем тебе не поможем. Денег у колхозников нет». Я сказал сам себе: «Плавать по морю необходимо. Жить не необходимо». Но не произнёс это вслух.

В газете «Читинское обозрение», с которой сотрудничал в начале девяностых Виктор Секерин, в номере от 8 февраля 1995 года был опубликован его очерк «Плавать по морю необходимо». Речь в нём шла о мужском воспитании будущих защитников Отечества.

Все материалы рубрики «Люди родного города»

Татьяна Ясникова
Город Иркутск
Подготовила Екатерина Скороход
Фото из семейного архива Татьяны Ясниковой
«Читинское обозрение»
№35 (1831) // 28.08.2024 г.

Вернуться на главную страницу