Несколько дней назад выхожу во двор, заодно прихватив мусорные пакеты. Ковыляю к мусорным бакам. Впереди меня бодренько так шагает высокая, статная женщина средних лет с собакой на поводке и тоже с мусорным пакетом в руках. Подходим к мусоросборнику.

Я складываю свои пакеты в металлические ящики, а женщина с собакой, вытащив двухлитровую банку с засахаренной смородиной, выставляет её у бака. То ли неудачной вышла заготовка, то ли просто надоела — пойди, пойми. И тут подходит бомж, грязный, в замурзанной куртке, обросший как лесной вурдалак, и просит: «Женщина, милая, пожалуйста, не выбрасывайте варенье-то! Отдайте, если не жалко, мне. Давно уж ничего сладкого не пробовал!». Женщина окинула его презрительным взглядом, сняла с банки крышку и медленно стала выливать ягоду на землю. Она явно наслаждалась растерянным, каким-то ищущим взглядом бездомного. Опустошив банку, она выбросила её в контейнер и спокойно пошагала с собакой на поводке к своему дому. А бомж, оглянувшись по сторонам, махнул рукой, вытащил из кармана грязный целлофановый пакет, стал собирать с земли варенье и складывать в свою не блистающую чистотой тару. Он что-то бормотал себе под нос, качая головой, облизывал руки в варенье и поглядывал вслед «доброй» гражданке…

А я вдруг вспомнила давнюю историю из своего детства. Тогда только-только стала появляться жевательная резинка. Очень немногие могли позволить себе набить рот сладкой липкой массой и ходить, выдувая разноцветные вкусные пузыри. Многие пацаны, глотая слюнки, готовы были душу свою продать за один такой пахучий пластик, да кто же даст-то? И вот на нашей улице появился пацан, приехавший в гости к соседям. Толстое розовощёкое лицо его лоснилось довольством, его карманы были набиты вожделенными квадратиками жвачки, которой он напихал в свой рот так, что едва мог разговаривать. Один из наших пацанов, самый маленький, Мурзилка, как его все звали, ходил следом за этим сопливым богачом и не сводил с него сияющих глаз. Время от времени он заглядывал ему в лицо и тихо просил: «Дай кусочек, а? Ну, хоть чуть-чуть?» А жвачный богатей окидывал Мурзилку презрительным взглядом и шипел: «Пошёл к чёрту, урод!»

И опять Мурзилка, как уличная собачонка, шёл, заглядывая толстяку в рот. Наконец, он, видимо, так надоел нашему нежданному гостю, что тот остановился, выплюнул жвачку на землю и пропыхтел: «На, жри, подавись!». И Мурзилка заворожённо опустился на корточки, взял облепленный песком кусок жвачки и попробовал жевать. Песок хрустел на зубах, и уже неудобно было его выплёвывать. И тут я не выдержала. Подскочила к жвачному и стала его трясти за шиворот, пинать и орать на всю улицу: «Барин недоделанный! Чтоб ты сам жрал всю жизнь эти резинки в песке и дерьме! Ещё над пацаном издеваешься!». Я схватила Мурзилку за руку и повела прочь, а по лицу его безостановочно катились слёзы — молча, страшно, у такого-то маленького. Он только и сказал: «Если бы у меня была жвачка, я бы ему дал!».

…Прошли годы, мы выросли и даже уже постарели. А на улице уже хозяйничают дети и внуки того жвачного животного. Жаль…

Все материалы рубрики "Разговор по душам"
 

Елена Стефанович
«Читинское обозрение»
№40 (1576) // 02.10.2019 г.


Вернуться на главную страницу