Накануне 9 мая я, наверное, как и вы, вспоминаю о тех днях и годах, что нам пришлось пережить в годы войны. Участников Великой Отечественной остаётся всё меньше и меньше, а также и нас, которые рождены до 1941 года, и вместе с взрослыми пережили и прочувствовали на себе все невзгоды, голод и холод. Прошёл уже 71 год, как война закончилась, но всё то, что происходило тогда, кажется, было вчера… 

Мой папа – Николай Иосифович Криницкий – был призван на фронт 23 июля 1941 г. Александрово-Заводским райвоенкоматом. На мамином попечении нас осталось четверо: Анне – 10 лет, Евдокии – 8, Марии – 3 года и мне – 1 год (я рождена 8 марта 1940 года). В годы войны был девиз «Всё для фронта!». Пшеницу, которую выращивали старики и женщины, отправляли бойцам. А зерно некачественное пополам с половой распределяли на трудодни работающим жителям села. В деревне была мельница, где эту смесь размалывали, получалась серая мука, да её совсем мало было.  Перемешивали с картошкой и выпекали. Эти лепёшки называли картоплянниками, они были горьки очень, но всё-таки еда. Старшие сёстры помогали маме огород содержать, картошку, турнепс, брюкву садить, да они сами на санках в лес за дровами ездили. После уборки урожая на поле оставались колоски, но их запрещали собирать. А мы с сестрой Марией, ей тогда лет 5 было, а мне года 3, взяли большую ванну и пошли на пашню. Ума-то ещё не хватало, нет бы мешочек или тряпку какую-нибудь вместо этой тяжёлой ванны взять, а идти до пашни от дома целый километр. Идём, а нам навстречу едет на коне председатель колхоза Лаврентий Хрисантьевич Андрейченко: «А я вас знаю, вы Николая Криницкого дети, нарушаете закон. Вот сообщу на фронт, его там как врага народа и расстреляют». Эти слова «враг народа» в деревне тогда у всех на слуху были. Мы с этой ванной бежали обратно домой, падали, вставали и снова бежали. Маме ничего не стали говорить, мы просто ей помочь хотели, думали – из колосков какую-нибудь кашу сварим. 

Зимой очень было холодно, сидели чаще всего на русской печке, там чуть теплее всё же было, ведь ноги-то босые, ни чулок, ни обуви. Выживали на турнепсе, на картошке и на брюкве. Брюкву на целый день в печь забрасывали парить, а потом ложкой выцарапывали из середины эту парёнку, отчего потом живот сильно болел. Часто к нашей калитке подходили нищие, просили милостыню, а как увидят нас – четвёрку таких же в лохмотьях и исхудавших, начинают молиться, креститься, будто извиняются и уходят.

Наш папа служил пулемётчиком 169-го стрелкового полка 1-ой гвардейской стрелковой дивизии. 25.08.1943 г. при наступлении полка на сильно укреплённую оборону противника пробрался во фланг немецкой обороны и открыл по ним шквальный огонь. При отступлении немцев уничтожил их большое количество, намного ускорил продвижение вперёд наших войск, увеличив панику среди противника. При дальнейшем наступлении был тяжело ранен в правое бедро с повреждением нерва. За мужество и отвагу награждён орденом Славы III степени. Папа лежал в госпитале города Кинешма, вернулся домой в октябре 1944 г. в сопровождении медсестры госпиталя. На костылях, сильно исхудавший, нога просто висела, он на неё не приступал даже. Каждую весну открывались гнойные раны на этой ноге. Его увозили в больницу Алек-Завода, оказывали помощь, подлечивали и привозили домой. Он испытывал очень большие муки из-за этого тяжёлого ранения. Вся спина у него была, как в узелочках завязана, это, он говорил, осколки вынимали и зашивали. 

После войны ещё долго голод продолжался, где-то с 1947 года существование сельчан стало улучшаться. Старшие сёстры пошли работать, хлеба на столе больше стало, даже иногда и сахарок. Помогали старшие маме и папе нас, младших, растить, а к  тому времени в семье родилось ещё четверо детей. Два братика – Иван и Илья и две сестрёнки – Валя и Ира. Господь им уже не дал голодовать, жизнь налаживалась. Пенсию папе платили 26 рублей, но он, чтобы как-то помогать нас растить, научился шить унты, ичиги для односельчан, чем зарабатывал: кто сена для коровки привезёт, кто дров. Сделал себе из дерева диванчик, отдыхал на нём. А когда надо работать, то есть шить, клал больную ногу на табурет, обложенный мягкими  тряпками. Научился паять из железа, спаивал ведёрки, тазики.

Про войну папа не очень любил вспоминать, но мы его упрашивали, и он кое-что рассказывал и плакал, просто нервы были нарушены. В госпитале г. Кинешма он находился целый год. Не хватало медикаментов, перевязочных материалов. Невыносимо болела нога длительное время без перевязки, а когда медсестра сняла повязку, по ноге черви поползли.

А ещё рассказывал такой случай. Освобождали какой-то город, проходили по домам, проверяли, не остались ли там ещё немцы. Вдруг из-за дома выскочил немец, что-то орал на своём языке и вцепился в горло отца, и папа начал его душить. Это продолжалось недолго, а когда немец замертво упал, отцу стало не по себе, стоит и думает: всё, нет человека, а может, его дома тоже дети живым ждали…

Нет уже с нами папы, замучили фронтовые раны – умер рано. Ушла из жизни и мама, нет уже и обеих старших сестёр. Умерли очень рано совсем оба братика. 

Упаси, Господь, всех живущих испытать, прочувствовать на себе и всё вынести то, что выпало на нашу долю и на долю наших родителей в годы войны!

Я помню детство босоногое,
Послевоенные года.
И мой отец, 
пришедший с фронта,
Стал инвалидом навсегда.

Но помнить будут поколенья,
Как весь советский наш народ
Освободил родную землю,
Сломил фашизма 
чёрный гнёт!

Все материалы рубрики "Люди родного города"
 

Екатерина Карачун, 
постоянный читатель «ЧО»
«Читинское обозрение»
№18 (1398) // 4.05.2016 г.

Вернуться на главную страницу