О том, что добродушный великан с великанской же фотокамерой – значимая фигура в международной журналистике, в недавнем прошлом редактор крупнейшей русской ежедневной газеты Евросоюза, три года возглавлял русское издание в Ирландии и т.д. и т.п., – мы узнали не сразу.

С Игорем и его спутницей Светланой Марковой случай свёл в Агинском дацане, куда журналисты из Читы наведались с экскурсией. Привлекли открытые лица латвийцев, глубокое уважение к религии и культуре братского нам народа. Совместная экскурсия показала, что знакомы «чужаки» с этой культурой да и с Сибирью куда лучше нашего, знакомство то давнее и по большой любви. 

Игорь Мейден о феномене «русского буддизма»:

– То, что исповедуют в Туве, Калмыкии, Бурятии, ещё называют русским буддизмом, он очень специфичен, это смесь культов шаманских, буддийских, даже православие там отметилось.

Мне очень нравятся стилизованные скамеечки в дацанах (Мегафон постарался), а с Иволгинским дацаном забавная история – вообще полный улёт. Прихожу, смотрю: на монахах куртки «Единой России». Оказывается, когда приезжали туда Медведев, потом Путин, они с собой привозили куртки в подарок. На куртке – медведь. А в Иркутской области нет жёсткого противостояния лам и шаманов. И когда шаманы увидели медведей на этих куртках (тотемное животное!), так они выклянчили у лам из Иволгинского дацана кучу этих курток. Теперь ещё и шаманы в Иркутской области и в Бурятии ходят в майках и куртках от «Единой России» и очень счастливы. Более того. Они стали болеть за «Единую Россию».

Шаманы в Иркутской области камлают около памятника Колчаку и считают его великим русским шаманом. Потому что шаман – это сила, власть, за ним идут большие люди, это человек, который способен убеждать, менять что-то.

К Ленину (вон сколько ему памятников!) относятся с холодком, памятуя о репрессиях советской власти. А вот к Колчаку – с уважением. Я сам присутствовал на ритуале, когда шаманы вкруг него с бубнами ходили, брызгали на него водкой, окуривали чабрецом. Притом памятник Колчаку стоит на территории православного монастыря, и шаманы договорились с батюшкой о проведении обряда.

А иркутские кришнаиты проводят свои церемонии около памятника Александру III.

И позже, уж в Чите, дивиться пришлось – в дышащих веками церкви-музее декабристов и Нарышкинской библиотеке. Вряд ли у замечательного добровольца-экскурсовода, автора «ЧО» и декабристоведа Людмилы Григорьевны Полетаевой случались более чуткие и посвящённые слушатели. С одобрением взглядывали с портретов Трубецкие, Волконские: хороша была наука в советских школах! Да, знамо, не только она. Недаром Игоря Мейдена называют заинтересованным и толковым туристом, который с равным почтением сгибается в три погибели, чтобы разглядеть и снять редкий цветок-стебелёк в Хакасском заповеднике и реликвии в музейных витринах…

– Нам бы Читу посмотреть? – позвонили в «ЧО» новые знакомые через пару дней, успев окунуться в целебное Бальзино, подняться к храму-воротам Алханая и к святой вершине, пожать мохнатую лапу кедрового стланника, с лёгким сердцем скользнуть в расщелину грешников… И хотя Алханай прикрыл роскошные виды дымовой завесой, счастливы и благодарны: «Красота!».

Тут уж и пресс-служба национального парка «Алханай» вывела из неведения, похвалившись знаменитыми посетителями. Недаром хвалились: глазами Игоря Мейдена на Сибирь заповедную «глядят» с восхищением жители разных стран, в том числе и России (считай, потенциальные туристы). 

Больше десяти лет путешествует. Облазил чуть не все медвежьи углы Хакасии, Тувы, Красноярского края, Иркутской области, Бурятии. Говорит, что вылазки в тайгу, сплавы по рекам, лазанье по горам, общение с коренными сибиряками в избах, юртах, чумах – «лишь прикосновение к Сибири». Но многие ли из нас, жизнь прожив здесь, «касались» её так? За рубежом нога Мейдена тоже куда только ни ступала, на берегу Ганга бывал. 

Но однажды приехал в Ригу тувинский шаман – великолепный солист горлового пения (один собирает тысячные залы, билеты раскупают за несколько месяцев до начала; Латвия, своего рода «народная республика»; поддерживая собственную этническую культуру, там с интересом относятся и к чужой). С шаманом журналист познакомился и сдружился. Съездил в Туву и… «с первого же раза мне всё было понятно – и люди, и природа». Не иначе был в прошлой жизни сибиряком? Отвечает в своей манере – скоро и в точку: «Уверен в этом!». 

С Тувы началось «хождение в Сибирь». Профессия позволяет расправлять крылья. Отпуск планирует заранее (это, кстати, удешевляет авиаперелёт). «Если всё время сидеть на одном месте, то весь журналистский талант перейдёт в филейную часть тела. Меня же воспитала (мама фактически вторая) Далия Трускиновская (Дарья Плещеева) – знаменитая писательница, в Риге живёт, но книги выходят только в России. Она с шестнадцати лет формировала мой интерес к литературе, журналистике». 

Звёздные гостиницы заменяют палатка и спальник. Списывается с аборигенами, а общительность и открытость располагает к нему даже случайных знакомых. 

Материалы о заповедных местах, малоизвестных природных памятниках нарасхват в зарубежных и российских СМИ. Да и заповедники стали приглядываться к журналисту, зазывать, тем более, что на великолепные фотоработы мастер не скуп (надо – берите!). С Русским географическим обществом в дружбе, в экспедицию по древним могильникам всегда рад. Кандидатских, докторских не пишет: его рупор – газеты, Интернет. И постепенно, мало-помалу, его слову и дару фотохудожника поддаются ледок и настороженность в восприятии суровой нашей земли. «Сибирь на самом деле – это недалеко и нестрашно. А по «турциям» буду мотаться, когда стану совсем стареньким», – шутит он.

Плюс к тому Мейден много лет ведёт тему федеральной программы России по переселению соотечественников из стран бывшего Союза. В Забайкалье несколько лет назад по ней начали было работать, но больше погромыхало, да не пролилось. Потому три года назад местные власти к предложению Игоря Мейдена провести у нас «разведку боем» отнеслись с настороженностью: мол, не надо нам журналистов, хвастаться нечем. Так и вышло, что Восточная Сибирь исхожена путешественником вдоль и поперёк, а в Читу попал нынче впервые. Правда, интересуясь буддизмом, «много читал про Агинский округ, поэтому брожение уже состоялось». А тут случай подвернулся и – здравствуй, Чита! 

Но просьба показать её латышам заставила нас внимательней и строже посмотреть на любимый город: каким запомнится он гостям? Отчётливей бросилась вдруг в глаза разбитая плитка на главной площади, сконфузились непышные городские цветы, скромно отступили в тень новостроек памятники давней, купеческой Читы… Но мы зря тушевались.

«Очень приятный город. Чуточку благоустроить и будет совсем замечательно», – спешил семимильными шагами по забайкальской столице журналист-международник. Замирал с камерой у резных наличников редких старинных усадеб, здания главпочтамта, искал лучший ракурс в сквере Любви и Верности и шутил, кивая на блестящее колено бронзового влюблённого: «Внесём свою лепту в дело натирания памятников!». В сибирских городах, по словам путешественников, всё больше интересных памятников. Очень много в Иркутске, Улан-Удэ. Мейден в Сети прочёл про нашего кота учёного в парке Дома офицеров. «Поглядим?».

Гордость берёт
У парка Дома офицеров Игорь пролистывает трофеи «фотоохоты»: «Одна из фигур над входом в здание в профиль вылитый ваш президент!». Ох, непростая тема в свете международных отношений… 

Раскинули палатку уроженцы Латвии на берегу реки в одном из малых сибирских городков, а местные ходоки взялись настойчиво выяснять отношение их к Владимиру Путину (патриотизм был явно подогрет алкоголем). Пришлось от греха подальше менять место дислокации, ибо поди пойми, что сами-то «патриоты» о главе государства думают и какой реакции ждут. (Кстати, в Латвии своих дел и проблем полно, чтобы ещё о нашей властной верхушке думать.)

Скрепя сердце предупредили приглянувшихся латышей, что и в забайкальской глубинке, к сожалению, иностранным путешественникам может не поздоровиться. Но, оказалось, несмотря на мелкие инциденты за более чем десятилетнее знакомство ни Сибирь, ни сибиряки не ударили в грязь лицом. Даже миф о разгульном пьянстве в русской глубинке, раскручиваемый по странным соображениям даже отечественным кинематографом, проверки Мейденом не выдержал. Любопытны его наблюдения на этот счёт:

«Как ни странно, в деревнях, где есть рабочие места, магазины, жизнь проявляется… во всём многообразии. А в труднодоступных местах, где нет ничего и деревня живёт как бы внутри себя, люди не пьют и даже почти не курят. Иначе просто не выживешь.

Много ездил по северу Бурятии, Иркутской области. Где даже в июле забереги во льду. Показывали мне посёлки – улицы чистые, дома крепкие, ладные (танком не прошибёшь!), пьяных вовсе нет. 

С одним таёжником ходил по тайге: он мне, как шишку добывают, рассказывал, поколотили по кедру. И вот ходим, он предупреждает: «Вечером отдохнём, выпьем». Раз десять предупредил. Я думал: всё – вакханалия будет! Пришли. В бане напарились. Сели. Наливает самогонки 50 граммов (отличная, кстати). Разговариваем спокойно. По второй. Ещё поговорили, он бутылку закупоривает и спать. Всё! И не один он такой, много знакомых, с какими и в зимовьях жили, и рыбу ловили, и даже тайменя раз. А до третьей никогда не доходило! Такая она – настоящая русская глубинка».

Такую, думается, и показать не грех… По словам Игоря, север Байкала наконец всерьёз и грамотно взялся за развитие местного туризма. Сервис недёшев, но стоимость адекватна, ведь добраться в некоторые уголки можно только воздухом или по ледоставу. И слоган хорош: «Тёплый Байкал». 
Чего не хватает нашему краю для завлекательности?

«Ата!», соотечественник
Готовясь к поездке, Игорь просматривал сайты местных СМИ, другие источники. Уверяет, что информации о Забайкалье, особенно исторической, много. И, если знаешь, что искать (конкретную фамилию, декабриста, например, конкретный дом в конкретной таёжной области, то найдёшь обязательно). Другое дело – как добраться.

Нередко тупик для иностранных туристов – незнание русского языка (ведь принимающая сторона, особенно на селе, изучением английского себя особо не утруждает). Здорово, что русский для Мейдена – второй родной. А Светлана, его спутница, и вовсе по отцу сибирячка (он родом из Красноярска, окончил знаменитый институт гражданской авиации в Риге, и сердце там свило гнездо). 

Вывод прост: общий язык и схожая ментальность позволяют рассматривать латышей и их ближайших соседей в качестве потенциальных туристов (спасибо Игорю за личный вклад в это благое дело). 

Во многом по тем же причинам программа переселения соотечественников из Латвии успешна во многих регионах России. И принимают братьев по Союзу так, что невольно задумаешься: не махнуть ли в Бурятию или Тамбов через Ригу?..

Когда Латвия, Литва, Польша (бедные европейские страны) вступили в Евросоюз, в более успешные государства хлынул огромный поток людей – объясняют ситуацию Игорь и Светлана; он – по-мужски, оперируя к фактам и цифрам, она – по-женски, с щемящей грустью за родную страну. Есть деревушки, из которых после выпускного вечера выпускники на следующий уже день двумя автобусами уезжали, например, в Ирландию. Не принять не могут (к этому обязывает членство в Евросоюзе), но пытаются хоть как-то защититься от этой внутренней миграции (например, в Германии перестали брать на работу без разговорного немецкого). Квалифицированные специалисты (инженеры, конструкторы) устраиваются на клубничные плантации, растят арбузы… Социальные гарантии порезаны почти до нуля. Кое-где грубовато, но искренне в лицо говорят: «Валите домой». 

А дома, в Латвии, с развалом Советского Союза производства и вообще рабочих мест почти не осталось. В бывших цехах открыты торговые центры, но у людей нет денег, чтобы что-то покупать. Безработица подстегнула развитие собственных мелких хозяйств (семейных пекарен, сыро- и пивоварен), но они настолько мизерны, что не перекрывают острейший дефицит рабочих мест. «Люди настолько отчаялись…», что готовы уезжать в поисках лучшей доли.

На этом фоне предложение России выглядит просто сказочным. «Вначале человеку платят небольшие подъёмные, предоставляют жильё. И человек думает: ехать туда, где мне не рады, не будут помогать, тем более там другой язык, или ехать в Россию – буду начинать всё с нуля, получать меньшие деньги, но там близкие по духу мне люди?».

Переселяются сотни классных специалистов. «Не случайные люди и не бездельники!» – вступается за соотечественников журналист и сыплет примерами. Знакомая с тремя детьми переселилась в Иркутскую область – образование и опыт позволили легко устроиться на авиационный завод, участвует в создании новых самолётов. Большой, но невостребованный на родине, специалист по тепловым установкам перебрался с семьёй в Тамбовскую область: счастливы и область, и латыш. А один богатый рижанин, у которого с работой было в порядке, но «настолько уже объелся всей этой Европы, микроклимата внутреннего», что продал в Латвии бизнес и квартиру, переселился в один из таёжных районов Бурятии, где вечная мерзлота и дорог никаких, и – коней разводит.

И мы, забайкальцы, бежим с обжитых мест, но ближе «к цивилизации». Добрый бы юморист про это миниатюру сложил. Только прочесть, как встарь, с юрмальской сцены её не сможет.

Юрмала без «Юрмалы»
С сожалением рассказывают Игорь и Светлана о чёрной кошке, прошмыгнувшей между Латвией и Россией, и не до смеха Юрмале без КВНа, и не поётся без отменённых фестивалей. Мы тоже хороши: надуваем по-детски губы на артистов, которые участвуют в мероприятиях Лаймы Вайкуле… Много наносного с обеих сторон. Диктуется политикой, а народ, как водится, на всё имеет своё суждение. 

В противовес отменённым пророссийским конкурсам активно продвигается всё латвийское, исконное, самобытное (и этому бы нам поучиться). Лиго (с 23 на 24 июня) – любимый национальный праздник, выходной день, на берегу Даугавы развёртываются гулянья. Широко празднуется Рождество. Конечно, Пасха. Международный размах приобрели праздник песни и танца и «Хоровая олимпиада» («война хоров»). 

А в целом, всё «как у людей»: гаджеты захватывают умы. Вот и в Шахматном парке Читы гости подивились: «У вас настоящие дети играют на улице! В Латвии не увидишь такого – все сидят дома у компьютеров. Решили даже ввести дополнительные уроки физкультуры. У детей гиподинамия».

Пока ещё их школьные каникулы совпадают с нашими и, воспитанные в СССР, считают, что так-то оно верней. Референдумом отстояли право детсадовцев не знать интимной стороны жизни (сексуальное образование, по примеру ряда европейских стран, предлагали ввести в Латвии). Не особенно приветствуют в стране воспетую толерантность к сексуальным меньшинствам (не дальновидный ли это прицел американцев на вырождение Европы?).

Однако тревожные мысли о тайных происках большой политики развеялись на закате летнего вечера. Уже давним добрым знакомым глядел на Читу с Титовской сопки рижанин Мейден. «Приезжие? – окликнули наших гостей читинцы (на смотровой площадке летом многие провожают день). – Погостить в Чите хорошо, а жить не очень». Но через минут десять оживлённого разговора те же люди горячо расхваливали «наш Чикой», советовали побывать на Кодаре, обменивались номерами телефонов, потому что «если надо, свозим, поможем, покажем». Вот они – забайкальцы!

И правда, дом есть дом – обменялись мы со Светланой смеющимися взглядами. Как бы ни ругали мы холодные зимы и общую неустроенность, но глубоко в душе уверены, что милей земли нет. «Как бы трудно ни было сейчас в Латвии, а приедем, и сердце обрадуется: как хорошо дома!», – сказала Светлана.

В следующем году станем выглядывать в толпе на читинском вокзале высокую фигуру нашего латыша. В июне (семейский фестиваль в Чикое). Или осенью («очень уж хвалят её у вас, золотую, синенебесную»). Или зимой («зимнюю Сибирь не видал ни разу, но очень хочется»). 
Уз редзе-сванос! Очень ждём.

Все материалы рубрики "Гости нашего города"

Елена Сластина
Фото автора
«Читинское обозрение»
№34 (1414) // 24.08.2016 г.

Вернуться на главную страницу