Эдмон Котто (Edmond Cotteau, 1833-1896) – профессиональный французский кругосветный путешественник. Известен рядом книг о своих путешествиях (6 книг), в том числе «Путешествием на Дальний Восток» (1884). В 1881 году он по поручению французского правительства был послан в научную командировку в Сибирь и Японию. Оставил описание Сибири (Бурятия, Забайкалье), посетил ряд сибирских городов, где общался с местной научной общественностью. Читателям предлагается перевод отрывка из его книги «Из Парижа в Японию через Сибирь» (De Paris au Japon à travers la Sibérie. Paris, 1883). Книга была переиздана два раза, получила премию Французской академии.

Глава XIII. От Читы до Сретенска

6-12 июля <1881>
Чита. – Река Ингода. – Нерчинск.
– Прибытие в Сретенск.

С рассветом я понял, где мы находимся. Это был один из множества островков, образовавшихся при слиянии Читинки и Ингоды. На другом крутом берегу, от которого нас разделяло несколько полузатопленных островков, виднелся городок Чита, куда в настоящий момент невозможно было добраться. Вышедшая из берегов река несла в мутной воде вырванные с корнем деревья и всякий мусор. Большой, почти полукилометровый мост, по которому раньше туда попадали, разорван посередине. Как я узнал впоследствии, уже два года этим мостом не пользуются. Тогда же в городе была сделана подписка на его ремонт, и были посланы необходимые бумаги для разрешения вопроса в Петербург. Когда через год разрешение было получено, мост уже так разрушился, что понадобилось полностью его переделать. Новое обращение в столицу, и на этом дело остановилось. В городе ждут нового разрешения, а между тем переехать невозможно. Что за прекрасная вещь централизация! Особенно когда она действует на расстоянии 8200 километров!

Правда, был сделан другой мостик – временный для пешеходов, и я опасаюсь, что для читинцев он станет постоянным. По нему-то вчера мы и попытались перебраться! Но мост был сделан слишком коротким, а подходы к нему были затоплены: непереходимый поток нёсся между берегом и мостом. Для перехода надо было дождаться, когда река вернётся в свои берега. Меня уверили, что этого ждать недолго, но я знаю из опыта, что «недолго» означает в Сибири.

Поскольку на моем тарантасе перебраться было невозможно, я попытался найти какую-нибудь лодку. Мне сказали, что таких нет, и действительно, я не заметил ни одной. Трудно поверить, что так можно «сесть на мель» перед самой столицей Забайкалья.

Всё происходящее почти не волновало моего смирного попутчика. Закончив учёбу, он получил назначение военным врачом в читинский гарнизон. Для него это было землёй обетованной и конечной точкой длительного путешествия, но он, казалось, совершенно туда не торопился. Поскольку я не нашёл ничего лучшего, я ему предложил взобраться на какую-нибудь из окрестных сопок. Жара угнетала, но вид, который открылся с её вершины, щедро вознаградил нас за труды подъёма. У наших ног расстилались поля и луга, разделённые разливом на множество островов и островков Читинкой, которая тремя рукавами впадала в большую Ингоду. Далее виднелся город, прижавшийся к ряду покрытых лесом холмов: широкие просеки прямых улиц, правильные кварталы деревянных домов, огромные квадратные и пустые площади казались на таком расстоянии клетками огромной шахматной доски.

Флора этих высокогорных долин Амура представляет большой интерес для ботаников; характер растительности уже не тот, что был на противоположной стороне Яблонового хребта; большинство встречаемых здесь растений отличны от тех, что растут в бассейнах Енисея и Лены. Забайкалье называют садом Сибири. И действительно, нигде я не видел столь много разных и великолепных цветов на таком ограниченном пространстве, многие из них были мне неизвестны. Среди великолепного разнообразия красивых растений, которые все заслуживают упоминания, я заметил огромные синие вероники, растущие очаровательными пучками белые и розовые очитки или седумы. Красавицы лилии – жёлтые, красные, пёстрые – похожие на те, которые садоводами во Франции так заботливо выращиваются, здесь растут на природе и в изобилии встречаются на безлесных склонах..

Но почему нельзя так мирно наслаждаться этой красотой? Слепни и комары не дают ни секунды покоя, не раз я вынужден был отказаться от входа в лес и бросить собранные цветы и защищаться от их атак. Среди цветов, собранных на этой прогулке, упомяну навскидку несколько названий: Herocallis flava (лилейник жёлтый), Lilium spectabile (лилия великолепная), Lilium tenuifolium (лилия тонколистная), Papaver alpinum (альпийский мак), Aster amellus (астра степная), Pyrola rotundifolia (грушанка круглолистная), Hesperis matronalis (ночная фиалка), Mayanthemum bifolium (майник двулистный), Galium verum (подмаренник настоящий), Herminion monorchis (бровник одноклубневый), и т. д.

Господин Першин, у которого мы остановились, – сибиряк. В молодости он был заводским служащим в Нерчинском Заводе, это в русской Даурии. С возрастом он ушёл в отставку и живёт в скромном достатке. Мы беседуем с ним с помощью доктора. В детстве, рассказывает он, никогда не учился в школе и, будучи уже молодым человеком, выучился самоучкою читать и писать. В своей небольшой библиотечке он показал с некоторой гордостью русский перевод «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма. Я первый француз, которого он видит в своей жизни. Он говорит, что нынешняя Чита существует только лет тридцать, раньше здесь была маленькая деревня – Читинский острог, который находился именно на том месте острова, где он сейчас живёт.

К вечеру я с удовлетворением заметил, что уровень реки заметно снизился, но нельзя рисковать и следует провести ещё одну ночь у нашего хозяина.

Наконец, на следующее утро я прощаюсь с этим великолепным человеком, который меня принял как нельзя лучше. Он дал мне своих лошадей и слугу, чтобы перевезти мой тарантас на другую сторону потока. Этот переезд тот совершил без особенного для меня ущерба, за исключением того, что я замочил ноги. Г-н Бируля, никогда никуда не спешивший, оставил меня одного продолжать мой путь.

В городе две гостиницы: «Чита» и «Май». Эту последнюю мне рекомендовали как лучшую. Но её известность не простиралась так далеко: мой извозчик её не знал, и прежде чем до неё добраться, мы довольно долго плутали по улицам города, который, несмотря на небольшую численность населения – 3000 жителей – растянулся на значительную длину. Хозяин гостиницы, польский ссыльный по фамилии Маевский, проводил меня в самый лучший из своих двух номеров, и за два с половиной рубля в день предоставил наслаждаться им столько времени, сколько мне понравится и потребуется. Будем надеяться, что я недолго буду за него расплачиваться. Что касается до мебели, то в моём распоряжении несколько табуреток, круглый стол, два карточных стола, два дивана и конторка – целый дворец по сибирским масштабам.

Доктор Бируля должен был остаться в Чите, а я ещё раз остаюсь один в пути, и это на расстоянии в 380 км от порта Сретенск, а у меня в запасе не больше пяти дней, чтобы туда попасть до отправления судна. (…) Я пустился несколько наудачу в эту поездку через Сибирь. Если бы, не торопясь покинуть Петербург, я потратил некоторое время с самого начала на поиск дорожного компаньона, едущего прямо до Владивостока, например, какого-нибудь морского офицера, а такие случаи иногда бывают, я избежал бы многих неприятностей.

У меня было письмо для гражданского губернатора, господина Залевского. Я его навестил. Он очень хорошо меня принял и, предложив чай, представил меня Его Превосходительству Ильяшевичу, генерал-губернатору Забайкалья. К счастью, эти господа очень хорошо говорили по-французски. Я изложил им моё положение и закончил тем, что попросил дать мне в дорогу какого-нибудь надёжного сопровождающего, например, унтер-офицера из казаков, которому я заплачу за обратную дорогу. «Но, – возразил генерал, – у нас нет таких, кто бы говорил по-французски». «Тогда дайте, – сказал я ему, – кого-нибудь из крепких парней, я как-нибудь выкручусь». После некоторого размышления он ответил: «Мы найдём кого-нибудь получше, вам надобен офицер, но пока у нас нет для вас никого». А потом спросил: «Вы довольны вашим доктором?». – «Конечно, генерал, это образованный молодой человек, он обязателен, и я могу только его похвалить во всех отношениях». – «И прекрасно, вот с ним вы и поедете! Когда вы хотите отправиться?». – «Чем раньше, тем лучше». – «Очень хорошо. Я дам ему приказ немедленно проинспектировать военный госпиталь в Сретенске, мне нужен доклад о санитарном состоянии той местности. Предупредите его и приходите к нам ужинать нынче вечером».

Итак, всё мне удалось даже сверх всех ожиданий. Я снова переправился через реку сообщить г. Бируле решение губернатора. Должен сказать, что оно весьма посредственно его вдохновило. Бедняжка, стянутый ремнями нового мундира, покрытый крупными каплями пота, в форменной фуражке, готовился официально представиться по начальству и естественно надеялся на вполне законный отдых после длительной дороги. Он и представить себе не мог, что его снова отправят в путь. Я добавлю только, что он добродушно смирился и долго на меня не сердился.

Гостиница моя при возвращении была в смятении. Только что приехали четверо путешественников, а так как их предупредили, что последние ливни разрушили дорогу между Читой и Нерчинском, они решили отправиться туда водой. Для этого они арендовали небольшое судёнышко за 30 рублей, и им спешно грузили багаж.

Ингода доступна для плавания пароходам с небольшой осадкой и только во время весеннего половодья. В июле она уже не используется в коммерческих целях. Ни одно судно не отваживается плыть туда летом, тем более что протоки, в которых движется вода ниже Читы, считаются опасными.

Я полностью забыл об этом случае, когда через несколько часов появился у губернатора. Генерал прогуливался по саду с начальником полиции. Тот говорил ему о серьёзном деле: он получил сообщение, что только что сбежали четверо политических ссыльных, и он узнал, что такое же число незнакомых людей арендовали судно, и их видели в моей гостинице. Полицейский считал, что он идёт по горячим следам. Без какого-либо предисловия он показал фотографии беглецов, спросив меня, узнаю ли я кого. Признаюсь, что сначала я был сильно удивлён и не знал, о чём речь, и понял позднее, сообщив, что эти люди мне совершенно незнакомы. Мой ответ, казалось, не убедил полностью начальника полиции. Он с согласия губернатора немедленно отправил верхами дюжину казаков за подозрительными.

Когда уголовник, приговорённый к каторжным работам, профессиональный вор, жалкий убийца, бежит из тюрьмы, такое считается неважным делом, это, так сказать, простительный грешок, но когда политический ссыльный исчезает из-под наблюдения, это гораздо серьёзнее. О его побеге должно быть везде сообщено, это нельзя скрыть от Петербурга. Узнает император, нахмурит брови, и может последовать опала для высшего чиновника, бдительность которого подвергнется сомнению.

Два месяца спустя после моего проезда генерал Ильяшевич, будучи в инспекционной поездке, обнаружил некоторые беспорядки в группе политических ссыльных и посчитал своим долгом их наказать. Находившая среди ссыльных молодая женщина Мария Кутитонская, схватив револьвер, который ей удалось скрыть под одеждой, выстрелила в грудь генералу. Генерал выжил, но долго оставался между жизнью и смертью.

В номере от 31.12.1882 г. газета «Солей», рассказав этот случай, добавила следующие размышления: «Что впрочем произошло бы везде, на каторге в Нумее, в Каенне, в тюрьмах Германии или Англии? Каждый легко угадает. Что же произошло в России? А вот что. Когда Марию Куликовскую (на самом деле её фамилия Кутитовская – прим. ред.) вернули в тюрьму, она предстала перед военным трибуналом, который после рассмотрения дела приговорил её к смертной казни. Тем не менее, было решено, что приговор будет представлен царю. Александр III, ознакомившись с обстоятельствами дела, помиловал осуждённую, заменив смертную казнь вечной каторгой. Поскольку она уже была к этому приговорена раньше, на этом примере видно, что мщение русской полиции не всегда так абсолютно жестоко».

Дворец губернатора ремонтировали, поэтому ужин был подан в большой бурятской палатке, поставленной в саду в качестве летней столовой, вторая такая же палатка служила спальней. И на этот раз сибирская поговорка «Вина делают во Франции, а пьют их в Сибири» стала для меня реальностью: бордо, бургундское и шампанское сменялись на столе, а обслуживание молодыми бурятами не оставляло желать ничего лучше.

Я с удовольствием познакомился с генеральшей Ильяшевич, совершенной парижанкой по языку и изысканности, что не помешало ей во время войны на Балканах в мужском платье следовать за своим мужем (речь идёт о русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. – прим. переводчика). Разговор её мне был особенно интересен; когда я ей заметил, что она правит территорией больше чем Франция, она мне ответила, что к несчастью, она не может делать то добро, которое она хотела бы делать…

Часть II

Все материалы рубрики "Читаем"
 

Перевёл Николай Епишкин
«Читинское обозрение»
№21 (1505) // 23.05.2018 г.

Вернуться на главную страницу