Прошло уже почти полгода, как с нами нет замечательного человека, писателя, поэта Елены Стефанович. Наша газета потеряла в её лице и талантливого журналиста. Но дело Елены Викторовны продолжает её сын Максим, который сегодня вспоминает о маме на страницах «ЧО».

— Елена Стефанович была очень скромным человеком, несмотря на свой талант?

— Уже после маминого ухода я стал узнавать в ней второго человека, которого не знал раньше. Сейчас я перебираю её архивы, состоящие из многих сотен писем, почти все из которых начинаются словами «Здравствуйте, дорогая Елена Викторовна!». Раньше я и не подозревал о существовании такой огромного количества писем от читателей, и дело, думаю, не в том, что мама была скрытным человеком. Это слово здесь неуместно. Если человек не говорит о чём-то, это вовсе не означает, что он что-то скрывает. Возможно, он просто не хочет надоедать другим людям. Скорее, здесь речь идёт о скромности — возможно, он не считает, что это будет кому-то интересно. Полагаю, что мама не думала, что мне будет интересна её редакционная жизнь, которой она жила многие годы как радиожурналист. Сейчас же я с большим трепетом и интересом читаю документы и записки того времени. Нашёл я в маминых архивах и немало неизданных стихов, которые сейчас пытаюсь собрать воедино. Очень сожалею, что не сохранилась последняя глава её повести «Братская могила», которая так и не была издана. Причиной этого стала общая проблема для всех литераторов, особенно в глубинке, — отсутствие денег.

— Вам часто приходилось становиться первым ценителем маминых произведений?

— У нас это не было заведено. Думаю, из тех соображений, что мама не хотела знакомить меня с вещами не доделанными и не доведёнными до ума. Она отнюдь не относилась к категории тех людей, которых называют «глазолезами» и никогда не нагнетала своим присутствием, не давила своим авторитетом писательницы. Более скромного человека я не встречал. Возникали у нас и разговоры на эту тему. Когда я спрашивал маму о том, почему она, человек грамотный и достаточно известный, не даёт отпор своим обидчикам, она с улыбкой отвечала: «Макс, если вступать в схватку с каждым обидевшим тебя человеком, так и жизни не хватит». Она была абсолютным реалистом в этом плане и осознавала, что каждого человека не переделаешь. Благодаря маме я научился понимать: несмотря на то, что каждый миг жизни приносит нам всё новые и новые испытания, наша задача — научиться здраво реагировать на это. Есть люди, отягощённые собственным авторитетом и значимостью своего таланта. К примеру, у меня есть знакомый литератор, который непременно позвонит мне, чтобы сообщить, что он что-то написал, с кем-то встретился, от кого-то получил похвалу. Но он никогда не звонит, чтобы просто спросить, как у меня дела. Мама была не из тех. Она всегда умела выслушать человека и проникнуться его проблемами.

— К чему Елена Викторовна проявляла особенно трепетное отношение?

— Мама никогда не проходила мимо жизни, мимо этого мира, и трепетное отношение проявляла ко всему — к людям, животным, природе. Колонка «Разговор по душам» в «Читинском обозрении» — яркое подтверждение тому, чем жила Елена Стефанович и чем интересовалась. Я и раньше понимал, сколько у матери было неравнодушия к жизни, а сейчас ощущаю это особенно остро. Нет, это была не любознательность, а именно неравнодушие, поскольку всё, что происходило вокруг неё, вызывало в её душе отклик. Она не пройдёт мимо раненой собаки, обязательно чем-то поможет не только животному, но и любому нуждающемуся человеку, которому она была готова отдать последний кусок. Она была настоящей матерью, человеком и другом. Таких сейчас мало. Порой это вызывало насмешки со стороны других людей, поскольку мы уже отвыкли от проявления бескорыстной помощи, а людская чёрствость считается едва ли не нормой. Может быть, это означает, что в жизни тех людей не было чего-то такого, что выработало бы у них любовь ко всему живому. Сейчас мы настолько изнежены и избалованы жизнью, что даже малейшие трудности вызывают у нас протест.

— У вас была очень тесная душевная связь с мамой. Кем она была для вас?

— Мы с мамой постоянно что-то обсуждали, за день могли созвониться по три-пять раз. У нас всегда были общие интересы, наверное, потому, что это журналистская семья. Одновременно со стороны мамы я никогда не слышал каких-либо наставлений. С самого раннего детства она разговаривала со мной как со взрослым человеком, и это с годами выработало у меня привычку думать. Между нами никогда не было дистанции «Ты — ребёнок, а я — мать». Мама с бабушкой с детства приучали меня к труду, к ответственности за свои слова. Доброе отношение ко всему живому я также перенял от них. Сколько себя помню, в нашем доме всегда были животные, за которыми мы ухаживали. Сейчас эту матрицу воспитания я переношу на своих детей. В то же время мама всегда была для меня тем громоотводом, без которого жить нелегко. Я всегда знал, что она найдёт для меня нужные слова и, в случае каких-то неурядиц, приведёт в норму. Острое ощущение, что мамы нет, не покидает меня.

— Елена Викторовна прожила непростую жизнь. Понимала ли она, что уходит?

— Наверное, да. Сейчас я понимаю, что было очень много моментов, которые укоротили маме жизнь. Это и долги, и прочие неприятности. Она должна была пожить ещё. Мама не раз была на грани жизни и смерти, но я всегда говорил, что не отпущу её. Может быть, действительно, это давало ей силы. И она жила. Жила, когда, казалось бы, уже невозможно жить. Достаточно сказать, что мама перенесла сто двадцать пять операций и более ста десяти наркозов. Однажды один московский доктор сказал ей такую фразу: «Милочка, это сколько же нужно здоровья, чтобы так болеть!». В последние её дни я чувствовал, что она уходит. У нас с ней не раз были разговоры о смерти, к которой она относилась философски: «Когда я уйду, обо мне быстро забудут. Так же, как и о каждом из нас. Так устроено человеческое сознание. Если мы будем плакать о каждом умершем, то просто сойдём с ума». Безусловно, я тяжело переживаю мамин уход, но меня поддерживает моя жена. Она очень хорошая женщина, получившая достойное воспитание. Для меня символично, что она является полной тёзкой моей покойной бабушки — Татьяна Алексеевна Стефанович, хотя фамилию, чтобы не возиться с кучей документов, формально оставила прежней.

— Елена Викторовна была верующим человеком?

— Да. Но, как говорится, она не была поклонницей платочков, свечей и бесед со священниками. Её вера была в действии — помочь, выручить, одеть, накормить. Ведь можно поставить десять свечек и быть фарисеем. У нас дома всегда были иконы, перед которыми она молилась, но в храм ходить не любила. Слишком серьёзным было потрясение, когда однажды в Москве она в первый раз позволила себе зайти в храм без платка, и священник с позором выгнал её оттуда.

— После смерти талантливого человека вокруг его имени вмиг объявляется немалое количество людей, называющих себя его учениками. Были ли у Елены Стефанович последователи?

— Могу вас уверить, что у мамы в последнее время не было никаких учеников. Она отошла от этого давно, с того времени, как была опубликована критическая статья о ней одной из её юных учениц. Правда, спустя тринадцать лет автор статьи разместила в интернете извинение, но нужно ли оно было матери? Наша писательская организация не поддержала Елену Викторовну и в тот момент, когда она судилась с литератором из Усть-Илимска, который присвоил двадцать восемь маминых стихов и издал их в одном из московских издательств. Отношения со многими из коллег так и не были восстановлены. Они старались не встречаться с мамой. Не потому ли, что их гложет совесть? В её литературной жизни было немало того, что заставило её заречься не подпускать к себе некоторых людей. Могу сказать, что Елена Стефанович ушла, не понятая своими коллегами. Не хочу никого осуждать, да и не мне это делать. Есть другой Суд.

— Елена Викторовна очень много писала. При этом она тянула на себе весь нелёгкий быт. Что давало ей силы?

— Мама была невероятно талантливым человеком и при этом очень трудолюбивым и работоспособным. Будучи молодой, она в сутки спала не более двух-трёх часов. Она проработала радиожурналистом более двадцати лет, и эта деятельность занимала у неё очень много времени и сил. Когда я засыпал, она расшифровывала свои материалы, когда просыпался, я заставал маму за тем же занятием. При всём при этом она сама колола дрова, носила воду, ухаживала за мной и за больной бабушкой. Каким-то чудесным образом она всё успевала, и я сам вырос с ощущением того, что нужно успевать жить, что-то делать. Работа на радио дала ей очень многое, во многом поэтому маму узнали. Она объехала с командировками всё Забайкалье и попутно с записями радиопередач проводила литературные встречи с местными жителями. Позднее, когда мама уже серьёзно болела, ей всё тяжелее становилось отдавать столько сил работе. Но и в это время, несмотря на все свои болячки, она оставалась невероятно одарённым человеком, даже в довольно преклонном возрасте обладавшим умом юной девушки. Наверное, в этом ей помогал азарт её нестареющей души и любовь к жизни.

— Что бы вам хотелось сделать в память о маме?

— Моя мечта — издать мамин итоговый поэтический сборник. Её книги всегда пользуются спросом, но их, к сожалению, осталось немного. Ещё в моих планах — написать хорошую книгу, в которой была бы собрана правдивая информация о Елене Стефанович, потому что вокруг её имени немало вранья и сплетен. Я был бы очень рад, если бы земляки добрым словом вспомнили маму и читали её книги. Как бы это грустно ни звучало, но, на мой взгляд, она только сейчас входит в силу как автор, потому что её уже нет в живых. Зачастую именно этот этап становится стартом для литератора. Теперь уже исключительно читатели будут решать, хороший или плохой она автор. Теперь слово за ними.

Все материалы рубрики "Люди родного города"
 

Екатерина Скороход
Фото из архива семьи Стефанович
«Читинское обозрение»
№47 (1687) // 17.11.2021 г.



Вернуться на главную страницу