21 сентября в «ЧО» была напечатана моя статья: «Великий обман: крах НЭПа». Честно говоря, ни на какой особый ажиотаж не рассчитывал, а просто решил поделиться с читателями своими воспоминаниями о далёкой эпохе, ведь, наверное, немного осталось людей, которые помнят те дни лично. Многим статья понравилась: звонили, хвалили. С большим удивлением я прочитал в «ЧО» отклик какого-то анонима, который и имя-то своё назвать постыдился. Оказалось, этот аноним почему-то ненавидит НЭП и решил выплеснуть злобу на страницы газеты.

Даже начать свой отклик аноним решил с оскорблений: «Но в статье Проценко столько лжи, передёргиваний и злобы, что придётся продолжить…». В моей статье нет ни того, ни другого, ни третьего, зато в отклике «читателя» всего перечисленного более чем достаточно.

Почему я решил вспомнить давнюю статью в «ЧО» В. Палкина «Сталин и Путин»? Во-первых, в ней говорилось о НЭПе. Во-вторых, ещё в советские времена я был знаком с Д. Палкиным, работавшим начальником тюрьмы в Нерчинске. Я позвонил тогда автору статьи и спросил, не сын ли он того начальника тюрьмы. Оказалось, сын. Мы немного поговорили. Я предложил Палкину-младшему встретиться и поговорить о его покойном отце, он согласился, но так и не перезвонил мне.

Почему-то это упоминание о статье Палкина настолько разозлило «читателя», что можно подумать, будто он имеет к ней отношение. Я, якобы, «исказил цитаты». Готов на любую экспертизу: не изменил ни одной буквы, а лишь сократил его длинные рассуждения о борьбе «иудейских кланов в СССР» и т.п., что мне показалось неуместным.

Аноним обвиняет меня в том, что я списываю из Интернета. Сознаюсь: мне 93 года, компьютером владею (набираю тексты сам), но пользоваться Интернетом ещё не научился. «Читатель» в этом отношении меня явно превосходит. Его-то статья состоит из чужих цитат. Списывая, он иногда указывает номера томов, страницы, но некоторые цитаты не стыкуются, противоречат друг другу. Я в этом его не виню, ведь списать намного легче, чем написать самому. Вообще, почти всё, что он написал сам, без чужой помощи, это только истеричные вопли «ложь, передёргивание, фальсификация!», сильно напоминающие мне базарную бабу.

Я не историк. Допускаю, что возможна иная трактовка тех событий, которые я видел лично, о которых читал в то время в газетах. Но попытка анонима рассказать мне о порядках в 20-30-х, в которых он не жил, похожа на попытку слепого рассказать зрячим, что они видят.

«Читатель» пытается сослаться на Олега Махонина и его подсчёт числа раскулаченных. Он не имеет даже представления, как функционировала советская судебная система, и относится к судебной статистике как к непреложной истине. Однако в реальности судьи тех лет были подчинены партийному руководству. Расскажу только об одном из таких дел, свидетелем которого был лично.

В нашем колхозе произошёл несчастный случай: погибли юноша и девушка 17 лет. Обвинили бригадира, который не был виноват, и об этом знали все. Ему грозило 7 лет. В моём присутствии секретарь райкома потребовал от судьи оправдательного приговора, на что судья сказала: если срок будет менее двух лет, областная прокуратура решение не утвердит. Вопрос согласовали с прокурором, и тот решил удерживать 20% из зарплаты в пользу государства в течение шести месяцев. Судье оставалось объявить решение. В данном случае секретарь был прав. Но если бы ему вздумалось принять иное решение, оно тоже было бы утверждено. Власть секретарей райкома на местах была огромна, это были настоящие царьки. Обычным делом было, когда неугодным угрожали уголовными делами.

Мы никогда не узнаем точного числа осуждённых по политическим мотивам. Против тех же «кулаков» могли заводить какие угодно дела: их могли обвинять в антисоветской деятельности, в утаивании хлеба, в оскорблении партии и её вождей, в шпионаже, в уголовных преступлениях. Никакой, даже самый тщательный, подсчёт осуждённых не даст нам реальной картины.

Почему-то все защитники сталинских репрессий, включая «читателя», любят вопить одно и то же: никаких миллионов убитых не было, а «всего-то»… и тут они называют цифру поменьше. Хочется спросить: а может ли в этом деле быть «всего-то»? Даже если один человек был осуждён несправедливо, это уже порочит всю систему. Что уж тут говорить о «всего-то» тысячах?

«Читатель» пишет: «Например, в упоминаемом товарищем Проценко «страшном 1929 году» всего в стране к уголовной ответственности было привлечено 49 949 кулаков, 33 411 середняков и 16 302 бедняков и батраков. А к высшей мере наказания всего по стране было приговорено 2 099 человек. И не факт, что все они были расстреляны».

Я не называл 29-й год «страшным», для меня настоящий ужас начался позже. Но поразило не это, а та лёгкость, с которой «читатель» манипулирует цифрами. Пусть даже это были все репрессированные за весь советский период истории – разве этого мало?! Это были живые люди!

В моих статьях, посвящённых Сталину как исторической личности, я давал ему самую высокую оценку – как политику мирового уровня. Я не собираюсь просто ругать его абсолютно за всё, что случилось. Безусловно, Сталин был человек умный и обладал лидерскими качествами. Но во внутренней политике он осуществил геноцид против крестьянства. В своей статье я привёл два примера, как были расстреляны брат отца и муж сестры матери. А таких – было много. Конечно, многие расправы были перегибами на местах, когда под предлогом государственной необходимости расправлялись с недругами и конкурентами. Тем не менее, именно Сталин несёт ответственность – как глава государства, как человек, определивший общеполитический курс на истребление части населения. В подтверждение этого я и привёл слова Сталина: «Кулачество как класс разгромлено, хотя и не добито ещё». Он знал о расправах над «кулаками» и одобрял их. Уже давно известно, что Сталину это потребовалось для усиления его личной власти.

Тем не менее, число репрессированных оказалось столь велико, что даже власть была вынуждена пойти на уступки. Сам Сталин признал, что с раскулачиванием и насильным записыванием людей в колхозы перестарались (см. его знаменитую статью «Головокружение от успехов»).

Наш аноним почему-то вообразил, что «либеральные реформы» 90-х и есть НЭП, и сравнивает нэпманов с Гайдаром. Оправдать это можно только крайним невежеством. На самом деле эти два времени похожи друг на друга, как лёд и пламень. В 20-х интенсивно восстанавливалось сельское хозяйство после потрясений войн и военного коммунизма, зарождалась промышленность, развивалась сфера услуг, открывались новые предприятия, и работали на них свои, местные. В 90-х – угробили сельское хозяйство, разворовали производство и продали всё самое ценное иностранцам.

«Читатель» упрямо пытается попрекнуть меня тем, что я, якобы, хорошо жил в колхозе за счёт советской власти. По его мнению, 90-е – это «разгул НЭПа», а вот моя успешная работа в колхозе – заслуга коллективизации: «Но особенно тяжело и печально жил сам Иван Гаврилович: в 1953 г. – директор машинно-тракторной станции (МТС), с 1958 г. – председатель колхоза, ставшего колхозом-миллионером. «Трудились много и тяжело, но зато сумели в итоге обеспечить себе достойную жизнь», – писал товарищ Проценко о советском периоде жизни в своей замечательной статье «Сердце Олинска».

Интересно было бы узнать, кто, по мнению анонима, работал в этом колхозе? Он небось воображает, что там трудились представители потомственной бедноты, которые в 30-е с песнями шли в колхозы? Жаль, «читатель» не догадался спросить меня, перед тем как начинать фантазировать. Я б ему прямо сказал: наш колхоз построили бывшие нэпманы и кулаки!

И это чистая правда. Лучшие работники в возглавляемом мною колхозе были не кто иные, как раскулаченные и их дети, воспитанные в любви к труду. Колхоз – один из самых нищих в области – стал одним из ведущих благодаря врождённому трудолюбию крестьян, многих из которых власть раскулачивала, расстреливала, морила голодом. Зато ох как я намаялся с идейной беднотой!

Когда я приехал в колхоз, он был в ужасающем состоянии. Мало того что ничего не зарабатывал – был ещё и должен всем вокруг. Колхозники голодали, падали в обмороки. Это ничуть не беспокоило местное руководство, состоявшее из бывших «раскулачивателей». Это было ядро местной парторганизации, и все они пили беспробудно. Смешно сказать, но в день приезда я не мог найти ни одного трезвого коммуниста. Работать же они не любили и не хотели.

Я понимал, что так продолжаться не может. Поэтому на первом же колхозном собрании, когда меня принимали в колхоз и избирали председателем, сразу внёс несколько поправок к типовому уставу и сделал жёсткое заявление по налаживанию трудовой дисциплины и формированию руководящего звена. Не сразу и не все поддержали. Но в итоге поправки были приняты. Семь членов правления из девяти были предложены мною. Были заменены все управляющие участков, бригадиры полеводческих бригад, все заведующие фермами и большая часть старших чабанов.

Для них это был настоящий шок. Они лишились доходного места, у них отобрали закреплённых за ними лошадей (их в колхозе выдавали только начальству). Это страшнее, чем отобрать персональный транспорт, ведь на лошадях они прежде могли возить себе дрова, продукты. Теперь же они были поставлены в те же условия, что и рядовые колхозники!

Колхоз загудел, как разорённый улей. Через три-четыре дня в кабинет пришли несколько человек, трое из них – бывшие члены комитета бедноты. Обвинили меня в том, что я окружил себя кулаками и подкулачниками, на которых они когда-то «горбатились». Потребовали, чтобы я пересмотрел своё решение.

А я действительно назначил на их места никого иного, как кулаков, которых «читатель ЧО» называл «мироедами», «скупцами». На самом деле это были работящие крестьяне, пострадавшие от раскулачивания. Некоторые раскулаченные, отбыв срок, вернулись в деревню, подросли дети из «кулацких» семей и из семей «подкулачников».

Страшно себе представить, как назвал бы мои действия «читатель», окажись он в то время в колхозе. Небось, вопил бы об «антисоветском перевороте»!

Обстановка в колхозе была до предела напряжённой. Практически все освобождённые начальники были членами партии, и они руководили колхозом. Были случаи, когда проводили заседания правления без самого председателя колхоза, который был настолько пьян, что не мог самостоятельно передвигаться. В силу этих причин я не стал накалять обстановку и пообещал «изучить и разобраться».

Рядовые колхозники моё решение поддержали. А за то время, которое я попросил на раздумье, «кулаки и подкулачники» создали вокруг себя настоящие дружины. И когда «представители бедноты» попытались отвоевать себе начальственные места обратно, оказалось, что их никто там не ждёт. Мои новые бригадиры начали действовать, опираясь на одну из поправок в колхозном уставе, согласно которой за невыполнение задачи руководителя участка «виновный подвергался штрафу, вплоть до годового заработка, с последующим исключением из колхоза и высылкой в места, указанные органами милиции».

Ох, как взвыли снятые с должностей! Мало того, что лишили кормушки, так ещё заставляют работать и подчиняться «кулакам». Трудно было. Очень. Доставалось и мне. Разбитые губа и нос, из ружья в спину стреляли доблестные «представители бедноты», пытались наехать трактором, сквозь разбитые окна булыжники влетали в дом… Я ни разу не обратился в милицию. В каждом случае разбирался сам, проводил беседы. И люди поняли, что я не жажду крови, а пришёл в колхоз как человек, который намерен изменить их жизнь и сделать её достойной.

В первый год оплату увеличили в шесть раз, во второй – в 12 раз, в третий – в 16 раз. Мои распоряжения стали выполняться неукоснительно. Даже колхозники в два раза старше меня называли меня батей.

Но я бы не сделал ничего, если бы не те самые «кулаки». Задача хорошего руководителя – найти правильных людей, и я считаю, что справился на отлично.

Всего один пример, как работали дети бывших кулаков. Раннее утро, почти ночь, ещё темно. Мороз под 40. Молочная ферма. На ферму едет заведующий Фомин Василий Степанович, родители которого были раскулачены и погибли в застенках НКВД. Он привёз три подводы соломы. Но доставка соломы не входила в обязанности заведующего, это дело скотника. Спрашиваю: «Скотник заболел, что ли?». Отвечает: «У скотника много работы. А у меня было свободное время». И это при том, что у него фиксированная зарплата. Вот как он болел душой за колхоз!

Именно таких «кулаков» уничтожала советская власть. Часто сегодня можно увидеть начальника, который в свой выходной день пойдёт на работу, чтобы помочь своим подчинённым?
Именно такие люди и построили колхоз и всё лучшее в стране Советов.

И последнее. С какой стати аноним вообразил, будто я против колхозов? Не перестаю доказывать, что только крупное хозяйство может быть высокотоварным. Но я категорически против насильственного водворения людей в колхозы. Коллективизация привела к массовому забою скота. А на самом деле никакого насилия не требуется. Сделайте в колхозе достойную оплату, и люди сами начнут туда проситься. Люди не скот, чтобы гнать их куда-то силой, пускай даже думая, что гонишь их в рай.

Заканчиваю свою «писанину», опасаясь злоупотребить терпением читателей. Но если я ещё не слишком всем надоел, может, напишу ещё и окончание своего ответа анониму: очень уж много в его «отклике» и оскорблений, и просто несуразиц.

Все материалы рубрики "Трибуна "ЧО"
 

Иван Гаврилович Проценко
«Читинское обозрение»
№46 (1416) // 16.11.2016 г.

Вернуться на главную страницу